– Нет уж, ни в коем разе! – Гребер взял колбасу. – А ты держи книгу. Другого подарка у меня нет.
– Дружище, я ведь только что сам получил такую.
– Ничего, будет две. Подари одну жене.
Клоц рассматривал «Майн кампф».
– Красивое издание. Ты правда не хочешь оставить себе?
– Мне без надобности. У нас дома она в кожаном переплете с серебряными накладками.
– Ну тогда другое дело. Ладно, бывай!
– И ты тоже.
Гребер догнал Элизабет.
– Я ничего не сказал Альфонсу Биндингу, потому что не хотел его в свидетели, – сказал он. – Не хотел, чтобы рядом с нашими именами стояло имя крайсляйтера. А теперь получили вместо этого обер-штурмбаннфюрера СС. Вот так и бывает с благими намерениями.
Элизабет рассмеялась:
– Зато ты выменял библию движения на сервелат. Это компенсация.
Они шли через Рыночную площадь. Памятник Бисмарку, от которого уцелели только ноги, поставили как положено. Над церковью Девы Марии летали голуби. Гребер посмотрел на Элизабет. Вообще-то я должен быть очень счастлив, думал он, но чувствовал себя не так, как ожидал.
Они лежали на просеке в лесу за городом. Лиловая дымка висела меж стволов. На опушках цвели примулы и фиалки. Поднялся ветерок. Элизабет вдруг села.
– Что это там? Лес прямо как заколдованный. Или я грежу? Деревья сплошь в серебре. Ты тоже видишь?
Гребер кивнул.
– На вид как мишура.
– Что это?
– Станиоль. Или очень тонкая алюминиевая фольга, порезанная на тонкие полоски. Вроде серебряной бумаги, в которую заворачивают шоколад.
– Да. Весь лес увешан! Откуда это взялось?
– Самолеты сбрасывают пучками. Это мешает радиосвязи. По-моему, тогда невозможно установить, где они находятся. Что-то в таком роде. Мелконарезанные полоски станиоля прерывают или создают помехи радиоволнам, когда медленно планируют по воздуху.
– Жалко, – сказала Элизабет. – Выглядит как лес рождественских елок. А выходит, опять война. Я-то думала, мы наконец далеко от нее.
Оба смотрели на опушку. Деревья вокруг просеки были увешаны ленточками, которые болтались на ветвях и искрились, развеваясь на ветру. Солнце прорвалось сквозь облачные громады, превращая эти ленточки в сверкающую сказку. Сброшенное с самолетов средь безумия смерти и яростного воя разрушения, теперь, беззвучно сверкая, висело на деревьях и было серебром, мерцанием, воспоминанием о сказках детства и о празднике мира и покоя.
Элизабет прислонилась к Греберу.
– Давай запомним, как это выглядит, а не что означает.
– Давай. – Гребер вынул из кармана шинели книгу Польмана. – Свадебного путешествия у нас не будет, Элизабет. Но Польман дал мне вот эту книгу – с видами Швейцарии. Когда-нибудь после войны мы поедем туда и все наверстаем.