– Швейцария. Там по ночам все еще светло?
Гребер открыл книгу.
– Теперь и в Швейцарии нет света. Я слыхал в казарме. Мы потребовали ввести затемнение. Швейцарцам пришлось подчиниться.
– Почему?
– Мы не возражали против света, пока никто, кроме нас, над Швейцарией не летал. Но теперь над ней летают и другие. С бомбами, в Германию. Если где-то города освещены, летчикам легко ориентироваться. Вот почему.
– Значит, и этому пришел конец.
– Да. Но по крайней мере одно мы с тобой знаем: когда после войны поедем в Швейцарию, все там будет в точности как в этой книге. Будь у нас здесь книга с фотографиями Италии, или Франции, или Англии, мы бы ничего такого не знали.
– И с книгой о Германии тоже.
– Да, тоже.
Они перелистали страницы.
– Горы, – сказала Элизабет. – В Швейцарии нет ничего, кроме гор? Ни тепла, ни юга?
– Есть! Вот, итальянская Швейцария.
– Локарно… это там была большая мирная конференция? Ну где решили, что воевать никогда больше не понадобится?
– По-моему, да.
– Не долго же так продолжалось.
– Да. Вот Локарно. Смотри. Пальмы, старинные церкви, а здесь Лаго-Маджоре. А вот острова, и азалии, и мимозы, и солнце, и мир.
– Н-да. Как называется это место?
– Порто-Ронко.
– Ладно, – сказала Элизабет и снова легла. – Возьмем на заметку. Туда и поедем после. А сейчас мне больше неохота путешествовать.
Гребер захлопнул книгу. Смотрел на реющее серебро в ветвях, потом обнял Элизабет за плечи. Почувствовал ее и вдруг отчетливо ощутил лесную землю, траву, и вьющиеся растения, и розовый цветок с узкими нежными лепестками, который становился все больше и больше, пока не заполнил весь горизонт. Глаза у него закрылись. Ветер замер. Быстро темнело. Издалека донесся тихий раскат. Артиллерия, подумал Гребер сквозь дремоту, но откуда? Где я? Где фронт? И секунду спустя, когда почувствовал рядом Элизабет, уже успокоенно: где ж тут артиллерийские позиции? Наверняка стрельбы учебные.
Элизабет шевельнулась.
– Где они? – пробормотала она. – Будут бомбить или полетят дальше?
– Это не самолеты.
Раскат повторился. Гребер сел, прислушался.
– Это не бомбежка, не артиллерия и не самолеты, Элизабет. Это гроза.
– Не рано ли?
– Для гроз правил не существует.
Теперь они увидели первые молнии. После тех гроз, что творили люди, они казались бледными и искусственными, да и гром толком не выдерживал сравнения с ревом авиазвена, а уж тем более с грохотом бомбежки.
Начался дождь. Они побежали через просеку под елки. А следом словно бы бежали тени. Потом шум дождя в кронах над головой стал похож на рукоплескания далекой толпы, и в бледном свете Гребер разглядел, что в волосах Элизабет полно серебряных волокон, сорванных с веток. Будто сетка, в которой запутались молнии.