Йозеф открыл.
– Быстро вы, – сказал Гребер.
– Я вас видел. – Йозеф показал на маленькую дырочку в двери. – Заранее просверлил. Практично.
Гребер положил сверток на стол.
– Я был в церкви Святой Екатерины. Служка сказал, что сегодня мы можем там заночевать. Спасибо вам за совет.
– Молодой служка?
– Нет, старый.
– Старый – хороший человек. Он целую неделю позволил мне жить в церкви, переодел своим помощником. Потом вдруг явились с проверкой. Я спрятался в орга́не. Молодой служка донес на меня. Он антисемит. Религиозный антисемит. Такое тоже бывает. Потому что две тысячи лет назад мы распяли Христа.
Гребер развернул сверток. Потом вытащил из карманов банки с сардинами и селедкой. Йозеф посмотрел на них. Лицо его не изменилось.
– Сокровище, – сказал он.
– Мы его поделим.
– У вас так много всего?
– Сами видите. Наследство. От некоего крайсляйтера. Для вас это помеха?
– Напротив. Придает особую остроту. Вы так хорошо знакомы с крайсляйтерами, что получаете такие подарки?
Гребер посмотрел на Йозефа.
– Да, – сказал он. – С этим да. Он был человек безобидный и добродушный.
Йозеф промолчал.
– По-вашему, нельзя одновременно быть таким и таким? – спросил Гребер. – Да?
– А по-вашему?
– Пожалуй, можно. Если становишься соучастником от бесхарактерности, или от трусости, или от слабости.
– И таким образом можно стать крайсляйтером?
– Пожалуй.
Йозеф улыбнулся:
– Странно, часто думают, что убийца непременно всегда и во всем убийца, и ничего больше. А ведь чтобы умножать страшные беды, ему достаточно быть им лишь временами и лишь малой частью своего существа. Или нет?
– Вы правы, – ответил Гребер. – Гиена всегда гиена. А у человека множество разновидностей.
Йозеф кивнул.
– Бывают коменданты концлагерей с чувством юмора, бывают эсэсовцы, которые между собой добродушны и ведут себя по-товарищески. Бывают и попутчики, которые всегда цепляются лишь за так называемое хорошее, а ужасное не замечают или объявляют временным и суровой необходимостью. Это люди с гибкой совестью.
– И люди со страхом.
– И со страхом, – вежливо согласился Йозеф.
Гребер помолчал.
– Мне бы хотелось помочь вам, – сказал он наконец.
– Тут особо не поможешь. Я одинок. Либо меня схватят, либо я пробьюсь, – бесцветным голосом, словно о ком-то постороннем, сказал он.
– Родные у вас есть?
– Были. Брат, две сестры, отец, жена и ребенок. Все погибли. Двоих забили до смерти, один умер, остальных отравили в газовой камере.
Гребер неотрывно смотрел на него.
– В концлагере?
– В концлагере, – вежливо и холодно ответил Йозеф. – Там все превосходно организовано.