– Та-ак! Готовите в саду Господнем! – вскричал богомольный служка, беззвучно подкравшийся в войлочных туфлях. – Причем возле остановки скорбного пути!
– А где радостный? Могу пойти туда.
– Здесь повсюду священная земля. Разве не видите, что там погребены соборные каноники?
– Мне уже доводилось заниматься стряпней на кладбищах, – спокойно отозвался Гребер. – Но скажите-ка, куда еще нам идти. Здесь есть где-нибудь столовая или полевая кухня?
– Столовая? – Служка пожевал это слово, точно подгнивший плод. – Здесь?
– А что? Было бы неплохо.
– Пожалуй, для язычников вроде вас. К счастью, есть люди, которые думают иначе. Столовая на Господней земле! Какое кощунство!
– Вовсе не кощунство. Христос накормил несколькими хлебами и рыбами тысячи людей, вам ли не знать. Но он наверняка не был таким святошей, как вы! А теперь катитесь отсюда! Сейчас война идет, если вы не в курсе.
– Я сообщу господину пастору Бидендику о ваших кощунствах!
– Да пожалуйста! Он вас вышвырнет, лицемерный вы сухарь!
Разъяренный служка с достоинством убрался восвояси. Гребер открыл пакет кофе из биндинговского наследства, понюхал. В самом деле натуральный. Заварил. Аромат растекся вокруг и не замедлил произвести впечатление.
Из-за могил каноников поднялась всклокоченная голова, принюхалась. Человек чихнул, встал, подошел ближе:
– Не угостишь чашечкой?
– Отвали, – сказал Гребер. – Это дом Господень, здесь милостыню не подают, только берут.
Вернулась Элизабет. Шла легкой, свободной походкой, словно на прогулке.
– Откуда у тебя кофе? – спросила она.
– От Биндинга. Надо поскорей выпить, иначе вся галерея на нас налетит.
Солнце двигалось по изображениям скорбного пути. Перед бичеванием цвели лиловые фиалки. Гребер достал из ранца хлеб и масло. Порезал хлеб перочинным ножом, намазал маслом.
– Настоящее сливочное масло, – сказала Элизабет. – Тоже от Биндинга?
– Все от него. Странно… он делал мне только добро, а я всегда терпеть его не мог.
– Может, потому он так и делал. Говорят, бывает. – Элизабет сидела на ранце рядом с Гребером. – Когда мне было семь лет, я хотела жить примерно вот как сейчас.
– Я хотел стать пекарем.
Она рассмеялась:
– А стал каптенармусом. Превосходным. Который час?
– Соберу вещи и провожу тебя на фабрику.
– Нет. Давай посидим на солнышке подольше. Пока соберем и отнесем вещи, много времени уйдет, и нам придется долго ждать своей очереди, чтобы поместить все в подвале. В крестовой галерее уже полно народу. Ты можешь заняться этим потом, когда я уйду.
– Ладно. Как думаешь, можно здесь покурить?
– Думаю, нельзя. Но ведь тебя это не остановит.