Вошел эсэсовец в очках. Все тотчас встали. Гребер был ближе всех к двери.
– Вам-то что здесь нужно? – с некоторым удивлением спросил эсэсовец. Солдаты обычно подлежали военной юрисдикции.
Гребер показал повестку. Эсэсовец прочитал ее.
– Так она адресована не вам. А некой барышне Крузе…
– Это моя жена. Мы поженились несколько дней назад. Она работает на государственном предприятии. Я подумал, что смогу выяснить, за нее…
Гребер достал свидетельство о браке, которое предусмотрительно захватил с собой. Эсэсовец нерешительно поковырял в ухе.
– Ну, в конце-то концов, не возражаю. Комната семьдесят два, в подвальном этаже. – Он вернул Греберу документы.
Подвальный этаж, думал Гребер. Именно про этот этаж здания гестапо ходили самые жуткие слухи.
Он спустился по лестнице. Двое встречных посмотрели на него с завистью. Думали, он уже идет на свободу, тогда как им все только предстоит.
Комната 72 оказалась просторным помещением со стеллажами и отгороженной конторой. Скучающий сотрудник взял у Гребера повестку. Гребер объяснил, почему пришел, и предъявил документы. Сотрудник кивнул:
– Можете расписаться в получении вместо жены?
– Да.
Сотрудник придвинул к нему два листка бумаги:
– Распишитесь вот здесь. Ниже напишите: супруг Элизабет Крузе, а рядом поставьте дату и укажите отделение загс. Второй формуляр можете взять с собой.
Гребер медленно подписал. Не хотел показать, что читал напечатанный текст, но и вслепую подписывать ни к чему. Сотрудник тем временем что-то искал на стеллажах.
– Черт, где прах? – наконец крикнул он. – Хольтман, опять вы все перепутали. Принесите пакет Крузе.
За перегородкой кто-то хрюкнул. Гребер тем временем прочитал, что расписался в получении праха заключенного Бернхарда Крузе. Кроме того, из второго формуляра узнал, что Бернхард Крузе скончался от сердечной недостаточности.
Сотрудник ушел за перегородку. И вернулся с ящичком из-под сигар, завернутым в короткий кусок коричневой бумаги и перевязанным бечевкой. По бокам виднелась надпись «Кларо» и часть яркой заклейки – червонно-золотой герб, который держал курящий трубку индеец.
– Вот вам прах, – сказал сотрудник, сонно глядя на Гребера. – Полагаю, нет нужды говорить вам, солдату, о строжайшем запрете на разглашение. Никаких извещений о смерти – ни в газете, ни в почтовой рассылке. Никаких поминок. Полное молчание. Ясно?
– Ясно.
Гребер забрал ящичек и вышел.
Он сразу решил ничего не говорить Элизабет. Пусть узнает когда-нибудь потом. Хотя маловероятно, гестапо повторных извещений не рассылает. Сейчас достаточно и того, что он оставит ее одну; сообщать, что ее отца нет в живых, было бы ненужной жестокостью.