Гребер вздохнул спокойнее.
– Вы их видели? – спросил он.
– Один раз, на улице. Четыре-пять недель назад. Тогда еще лежал снег. До налетов.
– Как они выглядели? Были здоровы?
Лоозе ответил не сразу.
– Пожалуй. – Он сглотнул.
Гребер вдруг устыдился. Понял, что в этом окружении не спрашивают, был ли человек здоров четыре недели назад или нет, здесь спрашивают об уцелевших и погибших, а больше ни о чем.
– Простите, – смущенно сказал он.
Лоозе махнул рукой.
– Да ладно, Эрнст. Сейчас каждый думает только о себе. Слишком много бед на свете…
Гребер вышел на улицу. Она была мрачная, вымершая, когда он шел в клуб «Гармония», а теперь разом посветлела, и жизнь на ней пока что не замерла. Он уже не видел разрушенные дома, видел теперь и распускающиеся деревья, и двух играющих собак, и влажное синее небо. Родители не погибли, они только пропали. Час назад, когда он услышал эти слова от однорукого конторщика, они прозвучали безысходно и почти невыносимо, теперь же загадочным образом обернулись надеждой. Он понимал – все дело в том, что поначалу он на миг поверил, что родителей нет в живых, – но ведь надежде, чтобы ожить, нужно всего ничего, так?
Он остановился возле дома. Темно, номер не разглядишь.
– Что ищете? – спросил кто-то, стоявший у парадного.
– Это Мариенштрассе, двадцать два?
– Да. Кто вам нужен?
– Заслуженный врач Крузе.
– Крузе? А по какому делу?
Гребер посмотрел на человека в темноте. Сапоги, мундир штурмовика. Спесивый блокварт, подумал он, только этого мне и недоставало.
– Об этом я скажу доктору Крузе сам, – сказал он и вошел в дом.
Он очень устал. И усталость сидела глубоко, не просто в глазах и костях. Целый день поисков и расспросов, но узнал он мало. Родни у родителей в городе не было, а из соседей почти никого не осталось. Бёттхер прав – заколдованный круг. Люди молчали от страха перед гестапо или же только что-то слыхали и отсылали к другим, которые тоже ничего не знали.
Он поднялся по лестнице. В коридоре темно. Доктор жил на втором этаже. Гребер был с ним едва знаком, но он не раз лечил его мать. Может, она приходила к нему и оставила свой новый адрес.
Открыла немолодая женщина с невзрачным лицом.
– Крузе? – спросила она. – Вы к доктору Крузе?
– Да.
Женщина молча изучала его. Не посторонилась, чтобы пропустить в квартиру.
– Он дома? – нетерпеливо спросил Гребер.
Женщина не ответила. Казалось, прислушивалась к происходящему внизу. Потом спросила:
– Вы на прием?
– Нет. По личному делу.
– По личному?
– Да, по личному. Вы госпожа Крузе?
– Боже упаси!
Гребер посмотрел на нее. За этот день он всякое узнал про осторожность, ненависть и уклончивость, но тут было что-то новое.