– Послушайте, – сказал он. – Я не знаю, что здесь творится, да мне это и безразлично. Я хочу поговорить с доктором Крузе, и всё, понятно?
– Крузе здесь больше не живет, – вдруг объявила женщина, громко, резко и враждебно.
– Но здесь его фамилия. – Гребер показал на латунную табличку возле двери.
– Ее давно пора снять.
– Но она не снята. Кто-нибудь из семьи здесь живет?
Женщина молчала. Греберу надоело. Он уже хотел послать ее к черту, когда услышал, как в глубине квартиры открылась дверь. Косой луч света упал из комнаты в темную переднюю.
– Кто-то ко мне? – спросил голос.
– Да, – наудачу сказал Гребер. – Я хотел поговорить с кем-нибудь, кто знает доктора Крузе. Но, похоже, это нелегкое дело.
– Я – Элизабет Крузе.
Гребер посмотрел на женщину с невзрачным лицом. Она отошла от двери в глубь квартиры и напоследок буркнула в сторону открытой комнаты:
– Слишком много света! Палить столько света запрещено!
Гребер не двигался. Девушка лет двадцати шла по полоске света, как по реке. На миг он увидел высокие дуги бровей, темные глаза и волосы цвета красного дерева, беспокойной волной стекавшие на плечи, – потом она погрузилась в сумрак коридора и стала перед ним.
– Отец больше не практикует.
– Я не по поводу лечения. Спросить хотел кое о чем.
Лицо девушки изменилось.
Она оглянулась, словно хотела посмотреть, там ли еще та особа. Потом быстро распахнула дверь и шепотом сказала:
– Заходите.
Гребер прошел за нею в комнату, где горел свет. Она повернулась, испытующе, пристально посмотрела на него. Теперь ее глаза были уже не темными, а серыми и очень прозрачными.
– Я же знаю вас, – сказала она. – Вы ведь раньше учились в гимназии?
– Да. Меня зовут Эрнст Гребер.
Теперь и он вспомнил ее. Худенькая девочка с огромными глазами и массой пышных волос. Она рано потеряла мать, и ее отослали к родственникам в другой город.
– Господи, Элизабет, – сказал он. – Я тебя не узнал.
– Последний раз мы виделись лет семь-восемь назад. Ты очень изменился.
– Ты тоже.
Они стояли друг против друга.
– Что здесь, собственно, происходит? – спросил Гребер. – Тебя охраняют как генерала.
Элизабет Крузе рассмеялась, коротко и горько.
– Не как генерала. А как пленницу.
– Что? Почему? Твой отец…
Девушка быстро шевельнула рукой.
– Погоди! – прошептала она и мимо него прошла к столу, на котором стоял патефон. Покрутила ручку. Послышался «Хоэнфридбергский марш». – Вот так. Теперь можешь продолжать.
Гребер недоуменно посмотрел на нее. Похоже, Бёттхер прав, почти весь город сошел с ума.
– Что это значит? – спросил он. – Выключи эту штуку! Я по горло сыт маршами. Скажи лучше, что здесь происходит! Почему ты пленница?