Элизабет опять подошла к нему.
– Эта женщина, она подслушивает. Доносчица. Потому я и завела патефон. – Она стояла перед ним, внезапно учащенно дыша. – Что с моим отцом? Что ты о нем знаешь?
– Я? Ничего. Хотел только спросить его кое о чем. Что с ним случилось?
– Ты ничего о нем не знаешь?
– Нет. Я хотел спросить, не знает ли он адрес моей матери. Мои родители пропали.
– Это все?
Гребер не сводил глаз с Элизабет.
– Для меня достаточно, – помолчав, сказал он.
Напряжение в ее лице отпустило.
– В самом деле, – сказала она. – Я думала, ты принес весточку от него.
– Что случилось с твоим отцом?
– Он в концлагере. Уже четыре месяца. На него донесли. Когда ты сказал, что пришел кое-что узнать, я подумала, ты принес весточку от него.
– Я бы сразу тебе сказал.
Элизабет покачала головой:
– Нет, если бы весточку вынесли тайком. Ты бы наверняка соблюдал осторожность.
Осторожность, подумал Гребер. Целый день только и слышу одно это слово. Марш по-прежнему невыносимо гремел и дребезжал.
– Теперь-то можно выключить? – спросил он.
– Можно. А тебе лучше всего уйти. Я ведь сказала, что́ здесь случилось.
– Я не доносчик, – сердито сказал Гребер. – А что это за тетка? Она донесла на твоего отца?
Элизабет подняла патефонный звукосниматель. Но не выключила аппарат. Пластинка беззвучно крутилась. Тишину прорезал вопль сирены.
– Воздушная тревога, – прошептала девушка. – Снова!
Кто-то застучал в двери.
– Выключите свет! Все из-за этого! Вечно слишком много света!
Гребер распахнул дверь:
– Что из-за этого?
Тетка была уже в другом конце передней. Что-то выкрикнула и исчезла. Элизабет разжала руку Гребера и закрыла дверь.
– Что это за несносная чертовка? – спросил он. – Как она здесь оказалась?
– Жиличка по уплотнению. Ее тут поселили. Хорошо хоть, мне разрешили оставить себе одну комнату. И на том спасибо.
В передней вновь послышался шум, женские крики и плач ребенка. Вой сирен стал громче. Элизабет надела плащ.
– Надо идти в бомбоубежище.
– У нас еще много времени. Почему ты не съедешь отсюда? Жить с этой шпионкой наверняка сущий ад.
– Гасите свет! – снова крикнула женщина, уже с улицы. Элизабет обернулась, выключила свет. Потом в темноте скользнула к окну.
– Почему я не съеду? Потому что не хочу бежать!
Она открыла окно. Сию же секунду в комнату хлынул вой сирен, наполнил ее до краев. Девушка черным силуэтом стояла на фоне рассеянного света с улицы, закрепила крючками оконные створки – так больше шансов, что стекла не расколются от ударной волны разрывов. Потом вернулась к столу. Казалось, шум, словно бешеный поток, гнал ее перед собой.