– Почему?
Вельман скривился:
– Семья, Эрнст! Родители! Нельзя же так! Из-за них весь отпуск насмарку! Ты давно здесь?
– Четыре дня.
– Погоди! Сам увидишь!
Вельман попытался закурить. Ветер задул спичку. Гребер щелкнул зажигалкой. На мгновение огонек осветил узкое, энергичное лицо Вельмана.
– Они до сих пор считают нас детьми, – сказал он, выпустив дым. – Хочешь уйти на вечерок, сразу смотрят с укором. Ты словно обязан все время торчать при них. Для матери я все еще тринадцатилетний мальчишка. Первую половину отпуска она обливалась слезами оттого, что я приехал, а вторую – оттого, что мне снова надо уезжать. Что тут поделаешь?
– А твой отец? Он же еще в ту войну был солдатом?
– Успел забыть. По крайней мере, бульшую часть. Для старика я герой. Гордится моими побрякушками. Готов был повсюду со мной ходить. Трогательный старикан из стародавних времен. Они нас уже не понимают, Эрнст. Ты уж постарайся, чтоб тебя под колпак не взяли!
– Постараюсь, – сказал Гребер.
– Они хотят как лучше. Сплошь забота и любовь, но то-то и ужасно. Ты ничего не можешь с этим поделать. Сразу чувствуешь себя бессердечным преступником. – Вельман проводил взглядом девушку, светлые чулки которой виднелись в ветреной темноте. – И весь отпуск поэтому идет насмарку! Едва добился, чтобы не провожали меня на вокзал. Хотя и тут не уверен, вдруг все же заявятся! – Он рассмеялся. – Ты сразу действуй решительно, Эрнст! Хотя бы вечерами исчезай. Придумай что-нибудь! Курсы, например! Дела! Иначе будет, как со мной, не отпуск, а каникулы гимназиста!
– Думаю, со мной будет по-другому.
Вельман пожал Греберу руку:
– Надеюсь! Тогда тебе повезет больше, чем мне! В гимназии был уже?
– Нет.
– И не ходи. Я зашел. И очень зря. Тошниловка. Единственного порядочного учителя и того вышвырнули. Польмана, который преподавал у нас религию. Помнишь его?
– Конечно. Даже собираюсь проведать.
– Будь осторожен. Он в черном списке. Лучше наплюй на все это! Не стоит никуда возвращаться. Ну, бывай, Эрнст! Наша жизнь коротка и полна героизма, верно?
– Верно, Людвиг. Бесплатный харч, выезд за границу и похороны за госсчет.
– Да уж, красотища! Одному богу известно, когда мы теперь увидимся! – Вельман рассмеялся и исчез во мраке.
Гребер пошел дальше. Знать не зная, что делать. В городе кромешная тьма, как в могиле. Продолжать поиски невозможно, и он понял, что надо набраться терпения. Долгий вечер пугал его. Идти в казарму пока неохота, как и к немногочисленным здешним знакомым. Ему было невыносимо их смущенное сочувствие, и он знал, что они радовались, когда он уходил.