И вот итог – вся армия Меншикова стоит теперь лагерем на берегу реки с красивым тюркским названием Альма, по местному кажется яблоко, или какой другой фрукт. Вот только одно большое НО, а что будет дальше? Наш Александр абсолютно ничего не знает о событиях в период времени между высадкой войск и началом осады, в свое время пропустил из-за интенсивных тренировок тот урок истории в школе, где рассказывали о Крымской войне, эх знать бы где упадешь… теперь соломку стелить уже поздно. Одно только очевидно, если бы тогда на Альме наши победили, то шуму было бы много, примерно как про Бородино, а раз помалкивают, значит или поражение или может сражение было в другом месте? Впрочем, здесь люди не унывают, слышна музыка, кто-то неумело терзает гитару, веселый смех и шум, появилась надежда, что все обойдется, и незваные пришельцы из далекой Европы уберутся назад "не солоно хлебавши". Кажется в штабе считают наши позиции неприступными, может и в самом деле так.
* * *
С моря полночи угрюмой
До Понтийских берегов,
Страшный блеском, грозный шумом,
Миллион стоит штыков.
На подвластных океанах
Ходят стаи кораблей,
И восход зари румяной
Никогда не гаснет в ней.
– В ком это в ней? – спросил невидимый за пламенем костра скептик.
– Да что вы, не понимаете, что ли? – сердито отозвался доморощенный поэт, – Понятно, речь идет о России… а не о женщинах, у вас только они и на уме поручик. Не мешайте другим слушать!
Так идем же! Провиденье
Будет нам покров и щит.
С тайным страхом, с удивленьем
Нам полмира вслед глядит.
Офицеры с искренним чувством слушали последние слова, все же приятно, если тебя считают великим и могучим, даже когда это не так, цифра "миллион" внушала уверенность, красиво звучит. Вот миллион бы рублей получить, наверно долго можно на них кутить…
– Молодец, Петров, – сказал кто-то. – Он когда-нибудь Лермонтова за пояс заткнет.
Последняя фраза вызвала безудержный приступ веселья у собравшейся офицерской компании. Местный остряк принялся вероятно уже в десятый раз рассказывать историю о храбро-пьяном евпаторийском таможеннике, пытавшемся в одиночку взять на абордаж английский винтовой фрегат – дежурный анекдот постоянно обраставший новыми подробностями, но его прервали. Неожиданно диссонансом, от шатра командующего раздалось гнусавое нестройное пение, десятка два голосов уныло и тоскливо выводили:
– Для расейского солдата пули, бонбы ничего, все едино для него…
– Прямо по классику, "этот стон у нас песней зовется", – чуть было не ляпнул Сашка, но сдержался, нижнему чину встревать в разговор "их благородий" дело неблагодарное и опасное. Твое дело помалкивать, говорить будешь только когда спросят.