Скованный Прометей (Токтаев) - страница 133

Однако благоразумие и осторожность Фокиона некоторыми горячими головами неоднократно представлялась, как трусость. Вот и сейчас та часть экклесии[68], что склонялась на сторону Демосфена, неодобрительно загудела.

— Верно! Демосфен говорит правильно! Фокион — трус и баба! Зря его послушали!

— Да! Кто-нибудь помнит, чтобы Фокион не попытался уклониться от войны! Нет таких!

— Верно-верно, нет таких!

— Трус!

— Вам так не терпится подраться, афиняне? Как будто это плохо, умирать в старости в собственных постелях! — воскликнул Фокион, однако возбуждённую толпу перекричать не мог. Его услышали лишь оппоненты.

— Ну да! — крикнул Демосфен, — в собственных постелях, да под пятой Филиппа!

— Верно, верно!

— Трус и баба!

— Война, граждане! Доколе будем терпеть мерзости Македонянина?

— Кто сказал, трус?! — раздался возглас возле той части помоста, где стоял Фокион. — Ползи сюда, змея, я вырву твой поганый язык! Я служил под началом Фокиона на Эвбее! Он добыл победу, а потом её просрал ваш ублюдок Молон!

Несколько человек одобрительно поддакнули. Капля в море.

Эсхин, сын Атромета, вождь "македонской" партии, выступил вперёд.

— Ишь, как развоевались! Память коротка? Так я напомню. Когда пришло письмо Филиппа, кто тут громче всех кричал за войну? Забыли? Не Демосфен, нет. Полиевкт кричал. Вон он стоит, что-то помалкивает.

Тучный Полиевкт, один из друзей Демосфена, попытался укрыться за спинами Гиперида и Ликурга, но при его размерах это было невозможно.

— Как он бушевал тогда! Аж вспотел, пыхтел и задыхался, — насмешливым тоном продолжал Эсхин.

— Был жаркий день! — обиженно выкрикнул Полиевкт.

— Да-да, я помню, — усмехнулся Эсхин, — у меня хорошая память и с вами я ею щедро поделюсь, граждане. Что тогда ответил Фокион? Забыли? Он сказал, что вам бы стоило отнестись со вниманием к речам Полиевкта и объявить войну. Столь доблестный воин непременно сокрушил бы Филиппа. Если, конечно, в панцирь бы влез и щит поднял.

— Не так, Эсхин! — крикнул кто-то, — он иначе сказал!

Оратор отмахнулся.

— Неважно. Так что же изменилось, граждане? Может сегодня просто день не такой жаркий?

— Тогда это тебе не сейчас, Эсхин! Сейчас наш хлеб у Одноглазого!

— Верно! Нельзя это так оставить, голод будет!

— Хлеб! Хлеб! — начала скандировать толпа.

— Да и чего бояться, граждане? Фокион ведь уже надавал македонянам по шапке на Эвбее!

— И снова надаём! — заявил рябой детина в кожаном фартуке со следами крови, как видно, мясник, — а Фокион праздновал труса, зря послушали его!

— Несокрушимая логика, — буркнул стратег, услыхавший эти слова.