Мне очень хотелось исполнить свой обет и совершенно освободить гребцов от опостылевшей участи и возвысить их, сделав солдатами. Я надеялся и всё ещё надеюсь посадить на вёсла местных бедняков, как делают все эллины, но очевидно, что сейчас, в предверии вероятного нового сражения, это слишком рискованно. Для гребцов, которых мог бы предоставить наварх Амфотер, непривычно вёсельное устройство наших галер. Потому я был вынужден просить своих людей исполнить эту каторгу ещё раз, посулив щедрую оплату. По счастью, недовольных нашлось не слишком много.
Во всех этих хлопотах подготовка к новому походу затянулась и когда пришли вести о выступлении афинян, мы ещё не были готовы.
А ну стоп. Ишь, разошёлся, не заткнуть. Бумага и впрямь заканчивалась. Менее страницы осталось. Онорато давно поймал себя на мысли, что выпавшие на его долю удивительные приключения сделали его чрезвычайно многословным. Он и прежде вёл подробный дневник, но всегда тщательно обдумывал, что следует доверить бумаге. Сейчас же словно затычку из бочки выбили — слова льются неудержимым потоком.
Чистыми папирусами он уже запасся, мог и дальше не отказывать себе в подробностях бытописания, но сейчас, на этом последнем клочке бумаги ему хотелось написать что-то значительное. Обозначить веху, перевернуть страницу. Ощущение было — словно второе рождение.
О чём сказать?
Далее описывать подробности подготовки? Это не уместить в пару фраз.
Поделиться своими сомнениями и переживаниями насчёт не самой лёгкой и безопасной доли "прорицателя"? Тоже кратко не выйдет.
Так о чём же?
Свой флаг, если можно так выразиться, учитывая, что флага никакого у него нет, Онорато перенёс на галеру Джорджио Греко, в очередной раз удивив всех. Объяснялось это, однако, довольно просто. На "Падрону" попросились московиты, которые приобрели там товарищей и не хотели с ними разлучаться. Каэтани не стал противиться, а потом поразмыслил, да и перешёл следом. На венецианской "Падроне" собралась пёстрая компания. Солдаты Неаполитанской терции, венецианцы, наёмники из Милана и Флоренции, далматы, греки, даже несколько богемцев. Почему нет? Ему и впрямь лучше держаться некоей середины между испанцами и венецианцами.
Был бы жив Серено, он непременно указал бы, что его светлость своим поступком сдаёт власть в руки де Коронадо. С одной стороны это хорошо, меньше будет косых взглядов испанцев, но с другой… Осмыслив эти слова, которые бедняга Бартоломео уже никогда не скажет, Онорато горько усмехнулся и, продолжив мысленный диалог, возразил — Хуан Васкес уже не раз словами и делом продемонстрировал, что не намерен оспаривать верховенство герцога, вручённое тому принцем.