— Спасайся!
Телемах увидел Салмонея. Толстяк лежал на палубе ничком, а возле головы его растекалась тёмно-красная лужа.
— Аллах Акбар!
На лохага бросился чужак, с ног до головы закованный в железо. Телемах прикрылся от удара щитом, припал на колено и сделал выпад в бедро, но его клинок бессильно проскрежетал по мелким железным колечкам, напоминавшим рыбью чешую. Следующий удар расколол край щита лохага. Телемах с колена рывком бросился вперёд и сбил чужака с ног. Сам вскочил, но тут же столкнулся с кем-то. Хрипящая перекошенная рожа. Горло вскрыто, кровь бьёт фонтаном.
Телемах попятился. Чужак поднялся, походя рассёк мечом пробегавшего мимо моряка. Ещё один матрос упал на колени, закрылся руками.
— Пощади!
Взмах кривого клинка и голова катится по палубе, скользкой от крови.
— За борт, ребята! Спаса-а-а…
Лохаг затравлено бросил взгляд направо-налево. Пираты резали его и салмонеевых людей. Двое гоплитов ещё сопротивлялись, остальные лежали или барахтались в воде. И верно, надо рвать когти.
Телемах метнул в железного убийцу щит, и перевалился через борт. Ударился о воду спиной. Вода попала в нос и лохаг в панике задёргался, выпустил меч и стащил шлем. Извернулся и вынырнул. Рядом с его головой что-то плеснуло. Не иначе стрела или дротик. Телемах судорожно вздохнул и снова нырнул, успев выхватить глазами близкий берег.
Афины, семь дней спустя
В тот день Аполлон особенно зверствовал. Жарило так, что уже ни широкополая шляпа, ни полотняный навес не спасали от злых Фебовых стрел. В полуденном мареве казалось, что плавятся стены храмов и общественных зданий. Несчастные рабы, выставленные на продажу, обливались потом и массово лишались чувств. Особенно худо приходилось тем, кто родился в странах с менее жарким климатом. Совсем взбесился Феб. Рассердился, что ли, на кого?
Агора начала стремительно пустеть чуть ли не на два часа раньше обычного и на Панафинейской улице вновь, как и утром, возникла людская река. Два потока — один в сторону Акрополя. другой к Керамику. Покупатели, нищие, воры и всякий праздно шатавшийся люд, спешили убраться в тень. Торговцы, трапедзиты-менялы не высовывали носа из-под камышовых навесов. Некоторые плюнули, оставили товар на попечение доверенных рабов и отправились по домам в надежде, что на вечерней прохладе народ ещё подтянется. А многие начали сворачиваться, рассудив, что навара сегодня уже не предвидится.
Возы зажиточных селян, покидавших Афины по Элевсинской дороге, создали возле Священных ворот затор, из-за чего вывели из себя всадника, который пытался проехать в город.