— Набирайте здесь.
— А что не с баркаса-то? — удивился один из гребцов.
— Делай, что говорю. Тут чище.
Орсино помог закатить одну из бочек в воду, а потом устало уселся на берегу.
— Ты как? — поинтересовался у него каторжник по прозвищу "Турок". Бритоголовый, как и все остальные, он выделялся висячими усами.
— Вроде поменьше жарит, — ответил Торрегросса, — оклемаюсь.
"Турок", нахмурился.
— Сними-ка рубаху.
Орсино послушался.
Да Парма прищурился, пристально разглядывая здоровяка. Вся грудь в сыпи. Уже и на лице пятна.
— Мадонна… — прошептал один из гребцов.
Чезаре повернулся к солдатам, оставшимся возле баркаса. Кивнул. Один из них, вытащил из баркаса арбалет, приложил рычаг, "козью ногу", и почти бесшумно натянул тетиву. Трое других столкнули баркас в воду.
— Эй, вы куда это? — удивился один из гребцов.
Чезаре попятился. "Турок" оторопело посмотрел на него, потом на Орсино и всё понял.
— Они нас бросают, ребята!
— Стойте, ублюдки!
"Турок" подхватил с земли увесистый булыжник и рванулся к баркасу, но и десяти шагов не пробежал. Раздался щелчок и короткий болт ударил его в грудь. Гребец споткнулся, взмахнул руками и упал.
Щёлкнул ещё один арбалет, второй гребец захрипел и повалился в воду с болтом в горле.
— Вы что творите… — медленно проговорил Орсино, поднимаясь на ноги.
Трое остальных гребцов заорали все разом, но один метнулся к Чезаре, а двое других бросились наутёк.
— Стреляйте! — заорал да Парма, выхватывая кинжал.
— Скорее сюда, сеньор! — кричали солдаты.
До баркаса Чезаре оставалось шагов десять, но ноги словно к земле приросли.
Очередной болт остановил самого шустрого из гребцов на расстоянии вытянутой руки от офицера, а через мгновение к нему подлетел Орсино и с рычанием сбил с ног. Навалился сверху, вцепился в горло, но почти сразу обмяк.
Чезаре хрипел и, как заведённый бил гребца в бок кинжалом. Орсино, собрав последние силы, плюнул офицеру в лицо.
Чезаре с трудом разжал пальцы здоровяка, спихнул с себя тело, закашлялся. Утёрся и затравленно огляделся. Прошептал:
— Господи… Господи, прости… Я не хотел… Не хотел… Но ведь иначе мы все… Вариола… Это было милосердие… Милосердие… Господи…
Он посмотрел на солдат. Те тоже были весьма далеки от душевного спокойствия. Бледные, испуганные содеянным, даром, что бывалые головорезы.
Чезаре снова провёл ладонями по лицу. Его трясло.
— Возвращаемся…
Менее, чем через час "Маддалена" снялась с якоря и покинула бухту Игуменицы.
С прибрежного утёса за ней следило два человека. По щекам их градом катились слёзы, а обветренные, потрескавшиеся губы беззвучно шевелились. Лишь один свидетель мог услышать их слова, но того было достаточно, чтобы сказанное исполнилось.