Этевокрей поморщился.
— Да, этот хрен ещё здесь.
— А Красный?
— Красный в Китонии.
Кимон недоверчиво поднял бровь.
— Как это они разделились? Разосрались, что ли? Чтобы Красный со своим хвостом расстался…
— Скорее, он его сатнитса, а не хфост, — скривился Этевокрей.
— Эней будет рад тебя видеть, Кимон, — сказал Аякс, — его известили, как твой корабль заметили, и он зовёт тебя отобедать с ним.
Говорил чёрный весьма чисто. Куда чище, чем "настоящий критянин".
— Отобедать? — несколько растерянно переспросил Крохобор и оглянулся на своих спутников.
Рыжебородый, коротко кивнул.
— Я, как видишь, не один, — сказал Кимон Аяксу.
— Это твои люди?
— Мои? Да… — в голосе Крохобора прозвучали нотки неуверенности.
— Скажи им, пусть подождут.
Кимон мялся.
— Мы будем ждать тебя, — сказал рыжебородый и после краткой, едва уловимой паузы добавил, — плойарх. Ты ходи.
Он посмотрел на другого спутника Крохобора и вполголоса что-то ему сказал. Этевокрей слов не разобрал, а тот, кому они предназначались, никак не отреагировал. Его суровое невозмутимое лицо было словно из камня высечено.
— Мы ожидать, — повторил рыжебородый, оглядываясь по сторонам.
Кимон кивнул.
— Что это за фарфары? — спросил Этевокрей, когда они с Кимоном и отошли (Аякс остался на пирсе).
— Они из Либии, — ответил Крохобор.
— Странные какие-то. Осопенно этот рыший, — хмыкнул Плешивый.
— Ну… Он издалека. Расскажу потом, как с ними сошёлся.
Этевокрей хлопнул калидонца по плечу:
— Ты чего такой напряшённый, Кимон?
Крохобор вздрогнул.
Жадный Ойней, земляк Кимона, старикан, недавно разменявший седьмой десяток, был знаменит среди разбойных уже тем, что дожил до своих лет вполне благополучно. Более того, хотя и постепенно сгибаемый в последнее время старческими болезнями, он до сих пор сохранил достаточную силу, чтобы держать в узде немалую свору пиратов, и дюжину кораблей. Но всё же годы брали своё неумолимо. Чем старше становился Жадный, тем сильнее наглела молодёжь.
Пока что ему удавалось давать укорот разнообразной излишне дерзкой зелени. Его уже многие пытались отправить "на покой". Чаще всего им предлагали посмотреть на красоты Посейдонова царства и погостить там, как можно дольше, чему весьма способствовал камень, привязанный к ногам. Некоторые отдали концы более изощрёнными способами: к старости у Ойнея изрядно разыгралось воображение. Конечно, подобная живучесть деда объяснялась вовсе не его боевыми качествами.
Ойней заслужил своё прозвище невероятной скупостью, но ему всё же хватало ума подбирать себе в ближний круг людей так, что те за него горой стояли. Им он ничего не жалел, хотя и ворчал всё время, что, дескать, излишняя доброта постоянно вводит его в убыток. Ну и удачлив был, конечно, как без этого. Невероятно удачлив. Потому и тянулись к нему люди: надеялись, что от его удачи им перепадёт. Одним из таких был Кимон Крохобор, Кимон Неудачник. Ойней его жаловал за почти собачью преданность, однако милости удачливого старшего собрата по опасному ремеслу не очень-то шли впрок: Кимон так и не смог возвыситься. С другой стороны, это делало его для Ойнея неопасным, а потому вполне желанным гостем и приятным собеседником.