Как ни удлиняй список австрийских романистов XX столетия (или, наоборот, как ни укорачивай его), имя Хаймито фон Додерера (1896–1966), бесспорно, займет в нем одно из первых мест. Додерер, возможно, – как он не без удовлетворения предполагал и сам, – самый австрийский из всех австрийских писателей XX века: Австрия была для него не только родиной, не только страной, где он прожил всю жизнь (за вычетом лет, проведенных на военной службе во время двух мировых войн, включая пребывание в русском плену в ходе первой), не только ареной, на которой разворачивалось действие его широко задуманных и без лишней спешки реализованных многофигурных эпопей, не только источником чисто поэтического по своей природе вдохновения – венские пейзажи, созданные им, поразительны и непревзойденны, – но и идеалом или своего рода мифом, над осознанием и дальнейшим развитием которого он, как художник и мыслитель, трудился на протяжении всей жизни.
Сын известного и преуспевающего горного инженера, драгунский офицер в годы Первой мировой войны, историк по образованию, Додерер обратился к литературному творчеству сравнительно рано, но лишь в последнее десятилетие жизни добился широкого признания. В пестром перечне его литературных учителей, наряду с названными им самим Гомером, Достоевским и старшим современником писателя австрийцем Гютерсло, наряду со Стерном и Жан-Полем, у которых он позаимствовал многое в области литературной техники, надо бы назвать и Пруста, прямо или опосредованно – через Гютерсло – утверждавшего, впрочем, что не читал ничего, кроме «Трех мушкетеров», – воздействовавшего на Додерера в плане его философии и основополагающей концепции жизни и творчества. Поиски утраченного времени в значительной мере определили направление творческих исканий австрийского писателя. Много общего было у Додерера и с некоторыми англоязычными писателями-современниками, но здесь духовное развитие шло, по-видимому, параллельно и автономно.
Великий английский поэт Уильям Блейк, опираясь на воззрения Сведенборга, говорил о спектре и эманации – двух излучениях человеческой души, связующих ее с миром. Эманация – теплое, живое, чувственное, гуманное излучение, она связует душу с миром подлинным и делает ее счастливой. Спектр – излучение холодное, мертвое, рациональное и бесчеловечное, он вводит человека в мир мнимостей. Додерер называет этот мир «второй действительностью», избрав его мишенью постоянных нападок во всем диапазоне – от высокотрагедийного до гротескного. Додерер не одинок. Можно вспомнить хотя бы английского писателя Д. Г. Лоуренса, также противопоставившего мир подлинный миру мнимому и реализовавшего это противопоставление в рамках сексуальных аллегорий. Один из его героев, парализованный лорд Чаттерлей, ставший в силу своей физической ущербности писателем и сочиняющий о человечестве изысканные мерзости, – ярчайшее воплощение «второй действительности» в додереровском смысле. С той лишь разницей, что Додерер не отводил сексуальной сфере – ни впрямую, ни аллегорически – решающей роли, хотя и считал ее одним из важнейших элементов в системе витальных ценностей.