Гражданскую войну в Испании американцы тоже восприняли двояко: и как прорыв в подлинную реальность, и как испытательный полигон по воссозданию действительности виртуальной. Эта двойственность особенно наглядна в произведениях Хемингуэя на испанскую тему: в каждом из них возникает своя, не похожая на ту, что в соседнем романе или в пьесе, Испания. Следует упомянуть, что примерно в те же годы самораскрылся в своем истинном значении фабрики грез Голливуд (логическое ударение в этой формуле перешло со второго слова на первое лишь в шестидесятые). И тогда же американские интеллектуалы пережили пик увлечения коммунизмом – в его троцкистской (вдвойне виртуальной) ипостаси.
Вторая мировая война стала для американских диссидентов (употребим это слово без советских и антисоветских коннотаций, потому что, разумеется, все они были диссидентами, а параллельно существовал и «мэйнстрим» – главный поток, по которому, когда бездумно, когда осознанно, плыло подавляющее большинство американцев) предпоследней попыткой прорыва в реальность. Галлюциногенный и сам по себе (без палочки-выручалочки наркотиков) американский мир – Pax Americana – уже складывался, костенел, становился не только неподъемным, но и незыблемым. И вдруг – война, кровь, потери… Подвиги… Но – вот уж воистину подарочек из виртуальной действительности – атомная бомба перевернула мир, сделав, в частности, невозможным спонтанное перерастание Второй мировой в третью (к чему имелось тогда множество предпосылок) и предоставив молодым американцам унизительное право гибнуть в локальных заморских войнах – в корейской и вьетнамской, – от чего они, впрочем, всеми правдами и неправдами старались уклоняться. И само это уклонение означало бегство от реальности, хотя порой и находило обоснование в теории гражданского неповиновения Торо.
Случайно или нет, но единственно подлинно великое американское искусство, переходящее из виртуальной действительности в подлинную, – негритянский джаз – если и не строится на употреблении наркотиков, то замыкается с ним в единый контур.
А лучшим американским романом о Второй мировой – и лучшим американским романом о войне вообще – оказались не «Нагие и мертвые» Нормана Мейлера и не «Отныне и во веки веков» Джеймса Джонса, а «Уловка-22» Джозефа Хеллера, в котором «сдвинуто» все – и война, и ее участники, и позиция автора, – так что в итоге так и остается непроясненным, какой из этих «сдвигов» первоначален, а какие – лишь производные от первоначального.
Последняя попытка пробиться к реальной действительности и последний шанс на реализацию Американской мечты были связаны с именем Джона Фицджералда Кеннеди – и его таинственное убийство поставило на этих надеждах крест. Традиционно воспринимая себя как левых (интеллектуалов), диссиденты американского общества традиционно же уповали на победу своего кандидата на президентских выборах. Меж тем демократическая партия, которую они неизменно поддерживали, чаще всего выборы проигрывала – и такие имена, как Дьюи, Стивенсон, остались символами несбывшихся надежд. Лишь Кеннеди удалось взять эту планку – и молились на него, как у нас – на раннего Ельцина. Гибель Кеннеди (русский след? кубинский след? рука наркомафии? тайное пособничество ФБР?) знаменовала крушение последнего, пусть и призрачного, моста между подлинной действительностью и виртуальной. Нет, интеллектуалов, писателей, художников (диссидентов, маргиналов) никто не преследовал – и в этом, возможно, и заключалось самое обидное. Их отжали в своего рода резервацию – вполне, впрочем, благополучную и комфортабельную – и заставили каждого из них превратиться в Человека Играющего. В Веселого Проказника. Или, если вспомнить известный анекдот, – в неуловимого Джо. Неуловимого, потому что он никому не нужен.