— Голубчик, — сказал Толстой, — у меня же пьеса сейчас готовится к премьере. И режиссер, и актеры каждый день у меня. Все обсуждают, советуются. Я их всех кормлю, еда не сходит со стола. А после премьеры надо устроить банкет.
— Понимаю, — согласился я. — Тут действительно того, что вы получили, даже мало.
— Ну конечно, — радостно сказал Толстой.
Мне, однако, понравилось, что он ничуть не был озабочен. Видно было, что ему даже приятно, когда в доме целый день шумят, спорят, едят.
Впрочем, я видел его и серьезным и деловитым. Шло заседание секретариата Союза писателей СССР. Толстой принимал в нем участие. Здесь же сидела Людмила Ильинична, его секретарь, вскоре ставшая женою Алексея Николаевича. Рядом с ним, крупным и грузным, эта очень красивая женщина казалась хрупкой. В ходе заседания Толстому надавали немало поручений — в такой-то день и час выступить где-то, в другой — прийти на важное заседание. Он тут же наклонялся к Людмиле Ильиничне, и она золоченым карандашиком заносила все нужные сведения и даты в изящную записную книжку.
Помню встречу Толстого с молодыми писателями, беседу с ними. Это было нечто вроде семинара. Мне тоже предстояло такое собеседование, и я пришел послушать Толстого. Говорил он без бумажки, как бы размышлял вслух о мастерстве, о значении глагола, о жесте… Впрочем, его мысли были не раз изложены в выступлениях и статьях, не стану повторять их, отсылаю к сочинениям Толстого.
Очень запомнилась мне одна встреча вне деловой обстановки. Было это в 1938 году летом. Я работал тогда в сценарном отделе Комитета по делам кинематографии. Ко мне пришел Александр Фадеев заключать договор на задуманный им сценарий о Фрунзе. Мы засиделись до конца рабочего дня. И Фадеев предложил: «Пойдем в Жургаз обедать».
И его и моя семья жили на даче, и предложение оказалось кстати.
При Жургазе — Журнально-газетном объединении — был ресторан, в эти месяцы он располагался на открытом воздухе во дворе. Едва мы вошли, нас позвали. Здесь сидел Толстой и с ним кинорежиссеры, поставившие «Чапаева», «братья» С. и Г. Васильевы (которые вовсе не были братьями).
Мы подошли, и для нас нашлись места. Скажу кстати, что лицо Сергея Васильева было мне мучительно знакомо, но я не мог вспомнить, где же я его видел. И только потом случайно узнал, что он, как и я, учился во Введенской гимназии в Петрограде и был на класс старше меня. Вот где я его видел.
Толстой за столом был великолепен. Он вел беседу, он шутил. К нам тут же подошел известный всей литературной и театральной Москве метрдотель с необычайно широкой и пышной бородой. Толстой немедленно налил нам водки и крепко поперчил ее. Всегдашнее жизнелюбие Толстого здесь как-то особенно бросалось в глаза. Ел он не жадно, а как-то вкусно, неторопливо наслаждаясь, и, глядя на него, тоже хотелось вот так же, с аппетитом поесть. Когда я теперь гляжу на людей, которые, торопясь как на пожар, наспех едят, вернее, утоляют голод, насыщаются, тут же толкуют о делах и, встав из-за стола, через десять минут забывают, что именно они ели, я вспоминаю Толстого, Должно быть, так, как он, ели на пирах Лукулла и у старинных русских хлебосолов.