В конце концов он все же вернулся в Индию. Здесь он, по его словам, «заболел» геологией. На своем спортивном самолете — в промежутке между сражениями и учебой Синха сдал экзамен на звание пилота — он занялся разведкой полезных ископаемых. В Северной Индии ему удалось обнаружить довольно солидные залежи урановой руды. В результате полетов: разбил две машины. Сейчас собирается в Вену, чтобы купить третий по счету самолет. Был знаком доктор Синха и с Николаем Константиновичем Рерихом и написал о художнике несколько статей.
Свой рассказ собеседник вел в быстром, напористом, наступательном темпе. Каскад слов он сопровождал энергичными жестами: махал воображаемой шашкой (когда речь шла о стычках с басмачами) и тому подобное.
Выявилась еще одна особенность доктора Синхи: задавать вопросы и не ждать на них ответов. Вот он обратился ко мне: «Товарищ Сидоров (в отличие от Девики он называл меня не мистером, а товарищем), не находите ли вы, что Россия и Индия — это два проявления одного и того же начала? Не кажется ли вам, что обе страны, оба народа с разных концов решают одну и ту же задачу и что во всех своих аспектах они дополняют друг друга? Это как бы две половины, образующие единое целое: действие — созерцание, насилие — ненасилие, Ленин — Ганди». Или: «Как вы относитесь, товарищ Сидоров, к пророчеству, широко у нас распространенному: ждите момент, когда один миллиард соберется под знаменем духовного обновления — это будет знаком победы света? Не считаете ли вы, что имеется в виду глубинный и сокровенный союз между вашей и нашей страной?» Пока я собирался с мыслями, чтобы ответить, доктор Синха уже переходил на другую тему. Чувствовалось, что вопросы эти риторичны, что это его твердое убеждение, лишь слегка смягченное вопросительной интонацией.
Естественно, что доктор Синха целиком завладел нашим вниманием. Своих попутчиков он явно оттеснил на второй план. Министр — он был в белых штанах, в узорчатых туфлях, загнутых кверху, — величественно молчал. Иногда широко улыбался, не смущаясь отсутствием верхнего ряда зубов.
Но за чаепитием картина решительно изменилась. Выяснилось, что министр, помимо того, что он политический деятель, к тому же еще и поэт. По просьбе Святослава Николаевича я читал ему свои стихи («Книга книг для нас с тобой открыта, и в безмолвье звездном и ночном в языке воскресшего санскрита мы глагол славянский узнаем»). Их общими усилиями тут же перелагали на английский. Министр, забыв на какое-то время, что он министр, читал, а вернее, пел, как это принято повсеместно среди индийских поэтов, свои стихи. Девика то и дело прерывала его пение возгласом восхищения: «Вах!» Мы вслед за нею повторяли то же самое: «Вах!»