— Не ради пытки, а ради принесения удовольствия? — вдумчиво подсказал он.
— Ага, — кивнула Анко, игриво целуя его в нос. — И всё-таки гений — ты и есть гений, даже в такой вот херне.
— Это не «херня», а опыт, — возразил Сасори, хмурясь и сжимая её сильнее, демонстрируя недовольство. — Нигде в литературе я не видел описания поведения человека под Амортенцией, когда испытуемый знал бы о том, что отравлен. Поэтому я хочу проанализировать.
— Ну, тогда делись сам, — требовательно заявила Анко. — Как?
— «Как» что?
— Хочешь.
— Ты права в том, что во многом как обычно, — после паузы согласился Сасори. — Удовлетворить собственные потребности притом, чтобы тебе тоже было хорошо…
— Ты правда обычно так и думал? — умилилась Анко.
— Разве по моим действиям в прошлые разы можно в этом усомниться? — неожиданно ощетинился кукловод. — Я считаю, если и ложиться с кем-то в постель, то оба должны остаться максимально довольны.
— Прости, просто странно слышать это от тебя, — быстро извинилась Анко, ловя себя на том, что стало и вправду стыдно: Сасори действительно ни разу не оставлял ей причин после жаловаться. — Ты же типа весь из себя такой правильный нукенин, думающий только о себе.
— Стереотипы, — фыркнул Сасори.
— Опыт прошлых встреч с вашим братом, — едко парировала Анко и, пока он не уколол в ответ, спросила: — А что отличается в чувствах?
Сасори улыбнулся нечитаемой улыбкой и, подняв её на руки, уложил на ковёр. Сбросил одежду, не забыв достать из неё сенбоны — Анко встряхнуло в радостном предвкушении при виде их, — и устроился сверху, касаясь её тела, целуя, раня, кусая, вновь целуя и быстро залечивая — только чтобы вновь вонзить иглу, ловя долгий стон-вскрик. Он точно знал, уже успел изучить все особо чувствительные точки на её теле, и Анко всё-таки, не удержавшись, рассмеялась, восторгаясь тем, как превосходно сочетается тяга Сасори к её коже и его мастерское использование игл для причинения острого, самого сладкого вреда как раз там, где Анко особенно ярко его чувствовала.
Много позже, лишь наигравшись вволю с охотно подставленным телом, Сасори отложил окровавленные иглы и вошёл в неё, и оба сорвались в резкие, торопливые движения, быстро достигнув разрядки.
Уже после, когда разлетевшийся на куски мир собрался в более-менее чёткую картину, Анко не без труда села, опёрлась спиной на кресло, дыша глубоко, пока ещё часто. Сасори наблюдал за ней из-под ресниц, а затем подобрался ближе и устроил голову у куноичи на коленях, расслабленно прикрыл глаза. Улыбнувшись, Анко осторожно, чтобы не потревожить, положила руку ему на голову, стала легко поглаживать, перебирать гладкие пряди.