Май в Хогвартсе запомнился тем, что в школе стало безмерно скучно. Приближались годовые экзамены, и детишки в большинстве своём засели за книжки и конспекты, собираясь проявить себя с наилучшей стороны.
Анко это бесконечно бесило. Местные, причём, как ученики, так и составители заданий, ровным счётом ничего не понимают в том, как надо проводить экзамены. Эти их проверки умения зубрить материал — глупая трата времени и ресурсов, недостойная называться испытанием. Как и прочие шиноби, её поколения точно, Анко знала с детства: настоящим испытанием может считаться лишь то, где вокруг кровь и смерть, опасные ловушки и враги на каждом шагу, а прочее — так, баловство, разминка перед настоящим делом, через которое провести тебя могут только смекалка и сила, отчаянное, животное желание выжить и капля удачи, без которой даже нукенин S-класса может загнуться от куная, пущенного напуганным до усрачки генином. Подобное случается редко, но всё же случается — часто общаясь с Ибики, главой отдела допросов Конохи, Анко слышала разные истории, в часть из которых теперешняя молодёжь точно не поверила бы. А Анко верила: во-первых, потому что ей Ибики никогда не врал (это было вовсе не следствием несуществующих отношений, которые им упорно год за годом приписывались, а проявлением уважения как к коллеге, профессионалу); во-вторых, она сама многое, даже слишком многое видела в жизни, чтобы с уверенностью заявлять: ничего невозможного нет. Особенно когда твоя жизнь — минное поле, и в каждой его точке мина новая, уникальная.
Нынешняя молодёжь шиноби этого то ли не знала, то ли сознательно не замечала — Анко так и не поняла точно, хотя уже пятый месяц наблюдала вблизи одних из самых, по словам руководства и Какаши, перспективных юнцов Конохи. Они относились к жизни бездумнее, проще, ступали по полю легко и без явной опаски — словно каждый из них верил в свою счастливую звезду и то, что мир шиноби не так уж жесток, на самом-то деле. Этим особенно грешил Наруто, на которого и прежде Третий, и теперь Пятая, а Какаши почему-то в особенности возлагают большие надежды; соперничать с ним могла разве что Хината, влюблённость которой в нукенина Акацуки — Анко проверила несколько раз и с ужасом убедилась — не была ложью, ловкой попыткой вытянуть из противника информацию, открыть для удара и устранения или даже, чем чёрт не шутит, переманить на свою сторону и использовать на благо Конохе. Сакура была умнее слегка, но тоже открывалась, особенно когда дело касалось Учих; что касается Саске (а его нукенинство явно окончилось — ни товарищи по команде, ни брат не позволят ему не вернуться в ряды шиноби Листа), он больше других знал об истинном облике жизни и жестокости мира. «Он — да, мог бы стать надеждой нового поколения, — думала Анко, следя взглядом из-под полуопущенных ресниц за Саске, что-то обсуждавшим с прочими слизеринцами за их факультетским столом; ужин в Большом зале был в самом разгаре, но большая часть студентов всё равно умудрялась попутно что-то читать или обмениваться конспектами с ребятами с других факультетов. — Даже несмотря на то, что слишком порывист и немного наивен — порывистость не всегда плоха, если выработан навык контроля её, а наивность пара лет в спецотряде непременно бы стёрла… Но нет, кажется, проебали мы и этот самородок — размяк он в блаженстве воссоединения с братом…»
