Умиротворение и чувство безопасности с непривычки оглушали. Анко до сих пор сложно поверить, что так — тоже бывает, более того, можно, и не кому-то абстрактному, а ей самой; ей и вот этому маньяку-нукенину с пунктиками на искусстве, марионетках и коже, который сейчас так спокойно лежит у неё на коленях, то ли думая, то ли дремля. И из этого положения его хочется не отпускать — вот просто вцепиться руками-ногами, зубами, если потребуется, и ни за что больше не расставаться.
— Амортенция порождает желание, готовность на всё, — произнёс Сасори тихо, глубокомысленно. Значит, всё же не спит; но и от ласки не уворачивается — приятно. — Извращённую любовь. При этом мы оба отметили, что наши чувства изменились всего лишь немного…
Анко невольно замерла.
— Намекаешь на то, что мы влюблены друг в друга?
— Это было бы крайне непрофессионально, — заметил Сасори, не отвечая, впрочем, на вопрос.
— И не говори, — проворчала Анко, но руку из его волос не убрала.
Похоже, в конце концов они, играя, что-то сломали друг в друге. Возможно, это была стена.