— Владимир Сергеевич! — даже во внеслужебной обстановке называть командира «папой», как требовала жена, у молодого лейтенанта язык не поворачивался, так что обращение по имени — отчеству было максимально свободным. Тесть тоже не рвался панибратствовать с зятем, но и заставлять того постоянно «полковничать», как требовал устав, породнившись, стало глупо, поэтому наедине они предпочитали менее формальный стиль общения.
— Лёня! Я навел тихонько справки: там, — выразительный взгляд на потолок, — этого списали. Вчистую. Обратно из командировки его не ждут. Мне даже намекнули, что можно этому делу немного поспособствовать. Вот так — то! — многозначительно кивнул он скорее своим мыслям, чем собеседнику, — Сильно рыться и расследовать не будут. Лёнь, только учти! Я тебе это говорю как родственнику, болтать об этом…
Предупреждение было излишним, в чем Кожевин поспешил заверить тестя:
— Владимир Сергеевич! Совсем за дурака — то меня не держите!
— Лёня! Не держал и не держу, только тема у нас с тобой скользкая… Беда в том, что и Пашонка не дурак, — за минувший месяц Леонид слышал много вариаций переиначивания что имени, что фамилии контрика, но, пожалуй, эта, придуманная командиром, наиболее точно выражала все оттенки отношения к особисту. Вот что значит опыт! — Тварь, гавно, но не дурак. Ему сейчас любая зацепка нужна, чтобы на большую землю вернуться. За любую мелочь схватится и в громкое дело раскрутит. С Минакеевым и его расп…долбайским экипажем ты, конечно, подставился. Одно радует: за такое дальше пустыни послать не могут, а мы и так туда направляемся. А с зайцем этим он столько накрутить может!
— А может и ну его? Особый отдел тоже хорош — спихнули нам дерьмо и рады! Еще и намеки всякие делают! Махоркин, конечно, сволочь, пуля по нему плачет, но мараться об такое?.. Пусть зайца забирает и валит! Нам же легче дышать будет. А там пусть с ним свои, как хотят, так и разбираются!
— Эх, Лёня — Лёня!.. — вздохнул полковник, — Где мои двадцать пять и розовые очки?.. Это с Минакеевым мы легко отделались, докладную удачно генерал Олейников перехватил, и все равно эта история нам еще аукнуться где — нибудь может. Мне Григорий Саныч отдельные выдержки зачитал, так там и вредительство, и саботаж, и даже диверсия приплетена!
— Вот, сука! На его же глазах всё произошло! — не удержался от восклицания младший родич.
— А с зайцем — продолжил старший, — Не отмоемся. Махоркин, чтобы выкарабкаться, всех нас утопит. Хуже того, ты самого пассажира — то видел?
— Видел. Пацан — пацаном, то ли школьник — переросток, то ли студент.