Колетта стояла рядом, держа стакан воды обеими руками и глядя на мою ладонь, все еще лежащую на животе.
– Ты была беременна? – Колетта не обратила внимания на предупреждающий мамин взгляд. – Это несправедливо по отношению ко мне – не знать! Я не могла засыпать без тебя целую вечность. Я лежала без сна и думала: что, если ты забеременела и ушла, чтобы отдать ребенка на усыновление, как в старые времена? – Несмотря на завивку и дезодорант, она по-прежнему оставалась маленькой девочкой, не подозревавшей, что в 1989 году нежелательная беременность была бы не катастрофой из романов Кэтрин Куксон[14], а неудобством, которое может исправить любой хороший доктор. Еще один камень моей вины в довесок к остальным. – Я бы помогала тебе с ребенком. Тебе не нужно было уходить!
Я наклонилась к Колетте.
– Дорогая. Нет, я никогда не была беременной. Я просто рассталась с ним, вот и все. Мне выпал шанс получить хорошее образование, и я им воспользовалась. Это не имело к тебе никакого отношения. Я ненавидела себя за то, что пришлось тебя оставить, я скучала по тебе каждый день. – На моих глазах выступили слезы, но я не пыталась бороться с ними. – Я не собираюсь заводить ребенка еще долгое время, но когда сделаю это, ты можешь нянчиться с ним, сколько пожелаешь.
Колетта прищурилась, а затем протянула мне согнутый мизинец. Я просунула в него свой и встряхнула.
Малыша Клея привели в порядок. Джесс кормил своего «сына» из бутылочки, в то время как Мишель закинула ноги на стул, и пухлые лодыжки лишний раз подчеркивали избыточный вес ее тела. Через ее плечо он еле заметно качнул мне головой. Я кивнула в ответ, показывая, что не собираюсь рассказывать ей о поездке на мотоцикле, о поле и о том, что я все еще ощущаю его руки на своей коже. Мы прощали друг друга, тайно и полностью.
Мишель поймала мой взгляд. Она выглядела не торжествующей собственницей Джесса, а скорее испуганной. Я вновь задумалась – как долго она смотрела тогда на нас через дверь, и мне было интересно: распознала ли она, что я в тот раз притворялась. Ее лицо подсказывало мне, что нет. Я надеялась, что улыбка, которой я ее одарила, даст ей понять, что я больше не являюсь угрозой. Она улыбнулась в ответ, слегка нервозно, но почти мило. Однако Джесс не принадлежал ей целиком и никогда не будет. Возможно, Мишель и связывает с ним их новая жизнь, но меня с ним связывает смерть. Когда я посмотрела на Джесса, в его глазах было прежнее желание.
Я повернулась и пошла прочь.
Кто-то оставил бутылку «Шардоне» без присмотра. Я прихватила ее с собой наружу и прижала к губам, чувствуя, как кислый вкус смывает мои эмоции. Я прислонилась к стене «Социала» и смотрела на Назарет поверх мерцающих болот, на его широкие, приземистые, изломанные очертания. Хелен Гринлоу должно быть известно, что Клей найден и похоронен. И снова преступление сошло ей с рук, пока другие за него расплачивались. Интересно, отмечает ли она подобные события на своем пути? Ощущает ли раскаяние или облегчение, или причудливую смесь обоих этих чувств? Я сомневалась, что она вообще способна что-либо чувствовать.