– Восемьдесят шесть, восемьдесят семь, восемьдесят восемь… – Щетка снова и снова проходила через один и тот же участок, выскабливая проглядывающую розовую кожу до тускло-красного оттенка. Она считала быстро, бормоча даже на вдохе. Когда Хелен сказала «привет!» Паулине – которая и здесь держалась бодро, – женщина с расческой обернулась и зарычала, как собака:
– Из-за тебя я сбилась со счета!
– Сьюзен, дорогая, – успокоила ее Паулина. – Ты была на числе «восемьдесят восемь».
– Это только твои слова, – не поверила Сьюзен. – Раз, два, три…
– Это кто там еще, а? – Хелен взглянула через кровати в направлении нового голоса – вперед и вбок, где сидела пожилая женщина с коленями, подтянутыми к груди.
– Это Хелен, Норма, – ответила Паулина, а затем повернулась к Хелен: – Норма сама как учреждение внутри учреждения. Она появилась здесь, когда ей было столько лет, как сейчас тебе.
Если Норме сейчас пятьдесят – что Хелен посчитала грубой лестью со своей стороны, – то значит, она провела тут около тридцати лет.
– За что? – в ужасе спросила Хелен. – Что нужно сделать, чтобы закончить жизнь здесь?
– Одному Богу известно! Все это затерялось в тумане времени.
Норма взмахнула узловатыми пальцами, словно пытаясь заклинаниями развеять этот туман.
– Она потеряла двух братьев и любимого на Великой войне, – сказала Паулина негромко.
– Но когда она… она вообще когда-нибудь выберется отсюда?
– Только в деревянном макинтоше, надо полагать, – прошептала Паулина. Хелен непонимающе моргнула. – В гробу, дорогая. Никуда она отсюда не денется. В итоге ее переведут в гериатрию, и дело с концом.
Кровь Хелен застыла в жилах.
– Да на тебе лица нет! Взгляни на нее – она знает только эту жизнь, с ней все будет в порядке. Разве она выглядит несчастной?
Норма не выглядела несчастной, но и здоровой тоже. Хелен поперхнулась, осознав, что то, что она приняла за линию отделки на ночнушке пожилой женщины, на самом деле являлось вереницей маленьких мокриц, марширующих поперек ее груди. Кажется, Норму это совсем не беспокоило. Хелен воспрянула духом от своего отвращения: оно доказывало, что она не одна из них. Однако! Если кто-то и не был безумен во время помещения в Назарет, то он, безусловно, станет таким через несколько дней. Если Хелен придется остаться здесь хоть на секунду дольше положенных семидесяти двух часов, она потеряет рассудок, а затем – согласно Закону о психиатрической помощи или нет, в качестве добровольной пациентки или нет – она будет связана, будет принадлежать этому месту. От этой мысли ее тело покрылось липким потом.