– Мне пора идти, – сказала я Клею. – Иначе я превращусь в тыкву.
Он схватил меня за запястье.
– Ты вернешься на похороны? Я знаю, он и твоя мама находились в странных отношениях, но ты последний человек, который видел его живым. И поминки пройдут в этом прославленном окружении. – Он взмахнул рукой вокруг «Социала». – Уверен, это само по себе тебя соблазнит.
– Не думаю, что это будет справедливо по отношению к твоей бабушке, верно?
Клей понимал, что я права, но выдержал мой взгляд.
– Могу я увидеть тебя снова, хотя бы? После… ну, ты знаешь.
Это было последнее, чего желали бы мои родители. Я спросила себя – что я творю, неужели пытаюсь воспроизвести молодость своей матери, на этот раз правильно? Было много «за» и много «против». Я чувствовала себя проще в компании прямолинейного, неосуждающего Клея, чем в какой-либо, которые я могла только вспомнить, начиная с детства. Кроме того – кто не хотел бы иметь персонального тренера?
– Какая ужасная идея. – Я протянула ему телефон, чтобы он вбил свой номер. – Давай сделаем это.
Сеанс тай-чи подходит к концу, и участники разбредаются из-под дуба – их спины прямее, чем десять минут назад. Папа смотрит сквозь них невидящим взглядом. Интересно, он хоть заметил, что они там? Однако он замечает, как за нами поворачивается дверная ручка. Это заставляет его подскочить на месте. Мы отворачиваемся от зеркального окна и смотрим, как открывается дверь и медсестра, поводя бедрами, втаскивает кресло-каталку спиной вперед, а затем разворачивает ее лицом к нам.
– Привет, дорогая, – говорит папа. – Как все прошло?
Я узнала бы такой взгляд где угодно: лицо после терапии. Мамины глаза сухие, но ее щеки пошли пятнами. В любую минуту она может издать глубокий, прерывистый вздох. Сегодня вечером ей будет больно моргать. Она делает знак медсестре подвезти ее к нам поближе. Оставшаяся нога обнажена. Я очень стараюсь скрыть свои эмоции, но не могу смотреть на это орудие пыток испанской инквизиции: обхватывающие металлические конструкции и шипы, которые врезаются прямо в ее опухшую, пурпурную плоть.
– Давай согреем тебя, – говорю я, стаскиваю с себя одеяло и накрываю ее ногу. Если я продолжу говорить, мы сможем незаметно проскочить этот момент. – Как ты ладишь с доктором Адиль?
– Я никогда не понимала, как это истощает физически, – отвечает она своим новым дрожащим голосом, как будто это ее легкие, а не ноги приняли на себя основной удар. – Я знала, что ты справлялась, но до сих пор мне не приходило в голову, насколько утомительным это может быть.