— Плодами своих педагогических методов, — без тени сочувствия сказал Сиверов. — Смотри, перед тобой настоящий боец, рыцарь без страха и упрека. Его девиз: «Лучше смерть, чем бесчестье». Ну, чем не повод для гордости?
— Итак, мы начинаем!!! Внимание! Первый раунд!
По краю отвоеванного у толпы, застеленного грязноватым брезентом бетонного пятачка, заменявшего ринг, вяло продефилировала лиловая от холода девица в бикини, державшая в руках большой кусок картона с намалеванной на нем единицей. Вид у нее был усталый и потасканный, как у привокзальной проститутки в конце трудной ночной смены.
— Ты прав, — сказал Ник-Ник, — остается только расслабиться и получать удовольствие. Не каждому выпадает шанс вот так стоять и со стороны наблюдать, как рушится его жизнь.
Сиверов некоторое время сочувственно смотрел на него сверху вниз, чего Ник-Ник, казалось, даже не заметил, а потом вздохнул и сказал:
— Да ладно, не плачь. Сейчас что-нибудь придумаем.
Безродный встрепенулся и полез в карман за портмоне.
— Спокойно, — сказал Глеб. — Перестань думать бумажником, подумай головой! Если он узнает, что ты и тут сунул его соперникам на лапу, драться с Фарреллом тебе придется самому. А он обязательно узнает, доброхотов-то кругом тьма-тьмущая! Пардон, — сказал он, обращаясь к стоящему рядом пузану в проклепанной вдоль и поперек мотоциклетной куртке и, не дав Николаю Николаевичу времени собраться с мыслями, одним скользящим движением затерялся в толпе.
— Последний шанс, Барсик, — сказал Бизон. — Готов поверить на слово. Говори, сколько отсыплешь, и празднуй победу!
— Отсыплю щедро — не унесешь, — пообещал Марат, поводя плечами.
Левый глаз у него заплыл, скула побагровела и распухла, на верхней губе темнели бурые разводы. Он уже начал понимать, что сильно переоценил свои возможности, устроив это шоу. Собственно, с самого начала было ясно, что выиграть шесть идущих друг за другом практически без перерыва поединков невозможно, но даже сейчас и даже мысленно он отказывался признавать, что его затея суть не что иное, как изощренный, крайне утомительный и болезненный способ самоубийства. Признать это означало бы опустить руки и сдаться, а сдаваться он не собирался — не так был воспитан.
— Пожмите руки, — потребовал распорядитель, переключаясь на роль рефери.
Вместо рукопожатия Бизон сделал непристойный жест. Марат в ответ лишь холодно улыбнулся. За Бизоном числилась неприятная привычка: он всегда старался вывести соперника из душевного равновесия, не гнушаясь никакими, даже самыми грязными, способами. Упоминание матери своего визави в определенном контексте было одним из них, и Марат не мог не обратить внимания на то, что в данном случае Бизон к этому способу не прибег: знал, что живым с ринга после этого сможет уйти только один из них, и поостерегся испытывать судьбу. Что бы ни говорила и ни делала эта татуированная свиная туша, Черного Барса он побаивался, и это было хорошо.