— Чайковский, — слегка убавив звук, чтобы не приходилось орать, напомнил Глеб и запустил двигатель.
— Э! — с неимоверным изумлением воскликнул дагестанец. — Зачем его слушаешь? Он же голубой!
Тронув машину с места, Сиверов озадаченно покрутил головой.
— Ну ты даешь, чемпион, — сказал он. — В самую первую очередь Петр Ильич — великий композитор, классик мировой музыки. А какого он был при жизни цвета, никого не касается, это вопрос даже не второй, а вообще самой последней очереди. Музыка хорошая?
— Хорошая, — признал Дугоев, — даже очень хорошая. Кто я такой, чтобы критиковать классика?
— То-то же, — сказал Глеб.
— Но все равно — бр-р-р! — стоял на своем упрямый кавказец. — Как так можно, не понимаю!
— И хорошо, что не понимаешь, — одобрил его приверженность традициям Сиверов. — Не понимаешь — значит, здоров. Вообще, чтоб ты знал, великие люди, особенно великие художники, в обыденной жизни были те еще фрукты. Достоевский — шизофреник, Хемингуэй — беспробудный пьяница, Чайковский — вот, пожалуйста… Среди них попадались и воры, и висельники, и обыкновенные дураки, но кто сейчас об этом помнит, кому это интересно? Вот взять для примера хотя бы тебя. Тебе что, совсем нечего стыдиться?
— Допустим, — самонадеянно объявил Дугоев.
— То есть ты у нас праведник.
— Допустим, — с вызовом повторил кавказец.
— Ох, сомневаюсь… Ты что, никогда пальцем в носу не ковырял?
— Какая разница? — возмутился Марат. — При чем тут мой нос?!
— Правильно, — кивнул Сиверов, выводя машину со двора на дорогу. — Привычка ковыряться в носу не мешает человеку быть праведником, это даже не грех, ни в одном Писании про это не говорится — не ковыряй-де пальцем своим в своей же ноздре, ибо ждет тебя перелом пальца твоего, повреждение мозга головного и вечная мука в геенне огненной… Многие занимаются этим всю жизнь, да при этом еще и козявок втихаря едят. Тоже не грех, но упоминать об этом на людях, согласись, никто не станет — стыдно, а главное, никому не нужно. Кому какое дело до твоих дурных привычек? Главное — то, что ты делаешь на ринге, а дома, наедине с собой, хоть в женское платье наряжайся, это никого не касается. Вы же чтите Иисуса как пророка. Это он сказал: «Пусть бросит камень, кто без греха». И никто, заметь, не бросил.
— Отстань, — сдался Марат. — Ты хуже Ник-Ника, клянусь! Как заведешь свою шарманку — уши вянут, честное слово! Ты телохранитель или гувернантка? Расскажи лучше, где с Ник-Ником познакомился.
Справедливо рассудив, что информацию, которую утаит он, Дугоев может без труда получить у тренера, Глеб честно, хотя и без лишних подробностей, рассказал, когда, где и при каких обстоятельствах состоялась историческая встреча. Не столько по необходимости, сколько по привычке он воздержался от упоминания небезызвестной аббревиатуры, но его пассажир отличался не только развитой мускулатурой и повышенной волосатостью, но и недурной соображаловкой.