Голос генерала, слишком возбужденный и резкий, отдавался пульсирующей болью:
— Мы плодотворно работаем над тактической подготовкой, ваше высочество! И счастливы видеть вас здесь! Проводятся шестинедельные ускоренные курсы подготовки артиллеристов. На днях поставили винтовки нового образца, по вашему заказу. Желаете посмотреть учения? Я тотчас же прикажу!
— Чуть позже непременно, — отозвался Генрих, старательно загоняя вглубь растущее раздражение. — Заметьте, вам выпала честь первыми пройти полевые испытания. Я уже изучил бумаги по подготовке нового полигона. Каков планируется состав?
— Две тысячи солдат, ваше высочество. И двести пятьдесят офицеров.
— Недурно. Эти казармы, — Генрих дернул подбородком в сторону серых строений, — давно пора снести, это просто рассадник инфекций. Почему не поступают рапорты?
— Так ведь казна…
— Казна не ваша забота, ваше превосходительство. Ваша — здоровье и подготовка солдат. А какая может быть подготовка в подобных условиях?
Он нервно подтянул поводья, и под перчатками рассыпались покалывающие искры. Конь сбился с шага и испуганно задергал ушами.
«Спокойно, — сказал себе Генрих. — Ты ведь знаешь, как справиться с этим, золотой мальчик. Просто считай, как велел учитель Гюнтер…»
У этого солдафона всегда все было просто. Его не мучила проклятая мигрень, и под кожей не сновало зудящее пламя, которое Генрих усмирял прежде объятиями женщин, выпивкой и морфием, а в последние месяцы — только морфием.
Утром в пузырьке плескалось едва-едва, а нового в саквояже не было.
— Я же велел вам, Андраш, — сквозь зубы, сдерживая обжигающее горло пламя, говорил Генрих, — озаботиться запасом. Вы игнорируете приказы?
— Никак нет, ваше высочество! — отвечал адъютант, внешне подтянутый и бодрый, но уже с тревожным блеском в глазах. — Я взял у полкового медика, как вы и приказали.
— Так где же?
— Вы забрали последний пузырек позавчера. Глядите, — Андраш тыкал пальцем в крохотную, переплетенную черной кожей, книжечку, — я все записываю. Вот приход, вот расход. Продовольствие. Лекарства. Все денежные растраты…
Генрих прикрыл веки. Глазные яблоки обжигали вертлявые искры, голову снова заключило в мигренозные тиски.
— Идите, — тускло произнес он. И, дождавшись, пока глухо захлопнется дверь, с досадой пнул саквояж: в нем загремели письменные принадлежности, портсигар и прочие бесполезные сейчас вещи. Хотелось вышвырнуть и пузырек, но все же, подумав, спрятал его в нагрудный карман, поближе к медальону.
Все в порядке.
Перетерпит.
— … поэтому, если желаете, ваше высочество, пожалуйте в штаб, — пробивающийся сквозь пульсирующую боль голос генерала вернул Генриха из задумчивости. — Сегодня повар обещал изумительный обед в вашу честь! Уверяю, вы никогда не пробовали такого фазана, какого умеет готовить наш Марко! А молочный поросенок? Он просто тает во рту! Желаете откушать?