— Сегодня лучше, ваше высочество. Задания по географии и естествознанию вы исполнили на отлично. Однако поленились выучить псалмы, и о вашей беспечности мне придется доложить его величеству.
— Я исправлюсь! — клялся маленький Генрих, неуютно ерзая на стуле и с мольбой заглядывая в сухое лицо учителя. — Обещаю!
Угроза «доложу кайзеру» вызывала суеверный трепет.
Вошедший медик меньше всего походил на Гюнтера — невысокий, склонный к полноте, внимательно-мягкий, будто знающий некую тайну Генриха…
…ту, что прежде лежала в саквояже, а ныне покоилась в нагрудном кармане.
Он скрипнул зубами, приводя в порядок разбегающиеся мысли, и сказал, плохо скрывая дрожь:
— Мне нехорошо. Должно быть, простудился впервые в жизни. Да еще это недоразумение досадным образом выбило из колеи…
— Позвольте осмотреть.
Медик приблизился, будто на кошачьих лапках — неслышно, мягко. Генрих мотнул головой, уходя от раздражающих прикосновений.
— Не нужно. Просто дайте лекарство. Мигрень не оставит меня в покое… нужно успокоиться и отдохнуть с дороги.
— Я принесу брома.
— Оставьте его барышням!
— Хлорид ртути мог бы…
— Исключено, — отрезал Генрих, нервно теребя края перчаток. — Из-за моих особенностей… это может быть опасно.
— Что ж тогда? — будто бы растерялся медик. — Возможно, однопроцентный морфий…
— Четырех, — перебил Генрих, подаваясь вперед, и под ложечкой заныло. — Несите!
— Четырехпроцентный? — воскликнул медик, отшатываясь. — Помилуйте, ваше высочество! Откуда?!
Тоска заскреблась сильнее, кожа зудела, трескаясь под перчатками и покрываясь мелкими волдырями ожогов.
— Несите, что есть. Только скорее!
Снег за окном повалил гуще: зима штурмом брала военный лагерь, и тот сдавался без боя. Тени ползли, словно живые, подбирались к ногам, и Генрих, как в детстве, подтягивал колени к подбородку.
Придется задержаться в Каптоле на неопределенное время. Сперва успокоиться, потом на свежую голову разобраться с проблемой. В конце концов, Генрих сам финансировал проект по перевооружению, и что терял он, кроме денег?
Вернувшийся медик предложил свою помощь, но, услышав отказ, глянул на Генриха странным сочувственным взглядом, а после удалился, оставив его наедине с тенями и морфием.
Привычно перетянув руку жгутом и стараясь не обращать внимания на отметины прошлых уколов, Генрих впрыснул себе порцию однопроцентного раствора. Жидковато, но четырех шприцев должно хватить. И потом, совершенно не раздумывая, набрал снова. И еще, и еще…
Пока тени у ног не присмирели, а оконную тьму не заволокла сплошная снежная пенка.
Что он потеряет, кроме денег? Доверие и благосклонность кайзера.