Холь-частицы.
Протянув руки, Генрих вынул колбу из огня — она оказалась совершенно холодной. Встряхнув, он снова увидел переливающееся золото, и засмеялся как ребенок, впервые играющий с калейдоскопом. И больше не обращал внимание на закопченный потолок, на собственные ожоги, на стуки снаружи и голос Томаша, взволнованно спрашивающий:
— Ваше высочество?! Вы в порядке? Ваше…
Прижимая колбу к груди, Генрих без слов прошествовал мимо опешившего Томаша, поспешно взбежал по лестницам в мезонин и с порога протянул испуганно вскочившему Натаниэлю колбу.
Ламмервайн. Божественная кровь.
Кто ее вкусит — обретет бессмертие.
Собор Святого Петера. Пасхальная месса.
В соборе — не протолкнуться, а люди все подходили и подходили.
Из экипажа Генрих угрюмо наблюдал, как вереницы паломников тянутся через авьенские улицы — молодые и старые, знатные и бедняки. Вздыхали, молились, распевали псалмы, кашляли, шептались друг с другом, крестились каждый раз, когда над площадью разносился гул Пуммерина.
…Бо-омм!
…Боом-м!
С каждым ударом в виски Генриха будто вкручивали ржавые шурупы.
Откинувшись на спинку сиденья, он прикрыл глаза.
Он ошибался в своих гражданах. Все министры ошибались, думая, что напуганные эпидемией люди останутся дома даже в светлый праздник Пасхи. Но Пуммерин звал на мессу, епископ вынес из фамильного склепа мощи святых Эттингенов, и каждому, приложившемуся к ним, обещано спасение.
Генрих дотронулся до виска, и сейчас же отдернул перебинтованные пальцы: свежие ожоги, слегка припудренные Томашем, еще болели, а опаленные усы и часть волос с висков и шеи пришлось сбрить.
— Странный праздник, — не открывая глаз, пробормотал Генрих. — Радуются воскрешению того, кого сами и распали. И славят того, кого сами сожгли. Думают, что болезнь отступит, едва они прикоснутся к засушенному сердцу мертвеца. — Фиакр подбросило на мостовой, и Генрих обернулся к сидящему рядом секретарю, на лице которого отражалось явное недоумение. — Ничего, Йован. Не обращай внимания. Скажи, твоя семья тоже отправилась на мессу?
— Конечно, ваше высочество, — осторожно ответил секретарь.
Среднего возраста и роста, он происходил из Бонны и был усерден и рассудителен, хотя все же и не мог в полной мере заменить Андраша: за короткий срок этот расторопный молодой человек стал не только адъютантом Генриха, но и другом — вторым по значению после Натаниэля.
Сейчас ютландец спал глубоким сном в мезонине. Рубиновый эликсир тек в его крови, постепенно окрашивая щеки больного в розовый оттенок, и позволяя дышать свободно, почти без кашля. Возможно, когда он проснется, то будет совсем здоров. Тогда Генрих запечатает остаток эликсира и отправит в Равию — для отца. И только время потребуется для создания новых порций.