— Забудь, прошу! Вот, обними меня! Целуй!
И сама тянула жадно-гибкие руки, бесстыдно льнула, пьяно дышала в губы.
— Он ответит за клевету, — сказал Генрих. — Они все.
— Да, мой золотой мальчик. Да, — шептала она, целуя его в подбородок, щеки, лоб. — Скажешь — казнишь. Захочешь — подаришь жизнь. Но теперь забудь и веселись! Эта ночь твоя, не так ли обычно говоришь? Вот, хочешь, спою тебе?
— Спой, Марци! — выкрикнул кто-то из мутной пелены.
— Давно не видел тебя, Марцелла! — вторили ему. — Порадуй!
— Спой!
— Одну песню! Эй!
Ее глаза блестели, тревожно заглядывали в темную душу любовника, искали хоть проблеск света и… находили ли?
— Спой, — хрипло повторил и Генрих, проводя ладонью по копне ее волос, оглаживая щеку и чувствуя, как Марцелла деревенеет от его прикосновения. Больше двух лет вместе, а все не привыкнет. Да и можно ли привыкнуть к чудовищу?
Он опустил руку и отступил. Марцелла вскинула подбородок: ее улыбка — жгучая, гордая, блеснула лунным серпом.
Виолончель вступила медленно, тягуче.
– Темные ночи летят,
Город укроют вуалью,
— затянула Марцелла. Ее глубокий голос потек сквозь залу, следом за дымом свечей и сигар.
Генрих снова принял бокал, уже не считая, какой по счету. Не думая, кто вызовет экипаж и вызовет ли вообще. Аккорды звучали увереннее, плач скрипок сменился удалым напевом:
— Зачем было влюбляться,
Зачем было любить?
Не думал ты жениться,
Не стоило губить!
Марцелла отплясывала, вздымая пену кружевных юбок. Давно скинула туфли и барабанила голыми пятками по гулкой сцене, прихлопывая с каждым словом:
– Высокого роста,
Богатого рода.
Обманул, заговорил,
А сам другую полюбил!
— За любовь! — вскричали гости, перебивая друг друга.
Из бутылок полетели пробки. Игристое хлынуло пенным потоком, обливая визжащих шлюх, сцену, танцующую Марцеллу — она не смотрела ни на кого, только на него, на Генриха. Черные глаза горели как угли.
— Ваше высонрих не успел испугаться, но ухватил Родиона за плечо, вдохнув полной грудью душный пороховой воздух. Женский визг взлетел и оборвался на икающей ноте. Только был слышен топот каблуков и бряцанье оружия. Хмель схлынул, оставив непроходящий жар.
Не покушение… Никакое это не покушение! Ищейки начальника тайной полиции Штреймайра!
Опомнившись, Генрих убрал руку, намертво вцепившуюся в плечо Родиона, мальчик безвольно обмяк, а рослый полицейский в дверях опустил револьвер.
— Теперь, дамы и господа, — прогрохотал он от порога, — когда я привлек ваше внимание, прошу всех соблюдать спокойствие и оставаться на местах!
По лестнице, волоча зеленый плюшевый шлейф, поспешно спускалась сама фрау Хаузер.