Мамед не думал о том, что и зачем делает, не беспокоился о судьбе сестры и не волновался о том, как родители переживут двойную утрату. Он просто вел машину, механически выжимая педали, переключая передачи и поворачивая руль вслед за плавными изгибами спускающейся с холма дороги. Когда после очередного поворота яркое послеполуденное солнце ударило прямо в глаза, он деревянным движением опустил солнцезащитный козырек. Впереди уже виднелись размалеванные косыми красно-белыми полосами бетонные блоки и полосатый шлагбаум, преграждавший въезд на территорию райотдела. За шлагбаумом, служа дополнительным подвижным заграждением, возвышалась оливково-зеленая стальная туша бронетранспортера, на башенке которого, потягивая молоко из пакета, сидел человек в серых камуфляжных штанах и тельняшке без рукавов. Он смотрел на приближающийся автомобиль без тревоги и любопытства, как на еще одну деталь давно опостылевшего пейзажа.
Часовой в бронежилете, с автоматом поперек живота и с болтающейся на поясе стальной каской шагнул наперерез, подняв руку в повелительном жесте. Он видел, что перед ним милицейская машина, но это был автомобиль из другого отдела, да и обстановка в последнее время опять обострилась, что лучше любых дисциплинарных взысканий способствовало повышению бдительности.
Старый «уазик» даже не снизил скорости. Часовому пришлось отскочить с дороги, спасая свою жизнь. Когда машина проехала мимо и с грохотом снесла шлагбаум, он увидел за рулем нечто, напоминавшее жертву кровопролитного вооруженного столкновения, но не успел осознать увиденное: события разворачивались на пятачке асфальта, чересчур малом для того, чтобы обеспечить им достойную упоминания протяженность. Часовой отскочил в сторону, «уазик» снес шлагбаум, переломив его, как спичку; боец, что сидел на башенке бронетранспортера, выронил пакет, молоко расплескалось по пыльной горячей броне белой многоконечной звездой, а в следующее мгновение «уазик» врезался в БТР.
Мятый, сто раз отрихтованный и перекрашенный капот задрался кверху, из пробитого радиатора ударила струя горячего пара, по светлому сухому асфальту начало стремительно расплываться черное, как сырая нефть, пятно моторного масла. Левая передняя дверца распахнулась от удара, и Мамед Джабраилов вывалился из нее на землю.
К нему, крича и стреляя в воздух, бежали вооруженные люди. «Куда вы, дурачье, назад!» — вдруг захотелось крикнуть ему, но программа была сильнее.
— Аллах акбар, — мертвым голосом прохрипел Мамед и разжал пальцы, которые удерживали кнопку не блещущего новизной устройства, именуемого «мертвой рукой».