Не веря себе и случившемуся, Ингемар, продолжая висеть в воздухе, поднял руки и с изумлением уставился на них. Они… прежние. Такие, какими были когда-то давно. Он чувствует силу, небывалую, мощную, и такую забытую. Даже не думал, что когда-нибудь вновь обретёт её. Вот она, течёт по венам, пульсирует теплом в каждой клетке, в каждом органе. Он снова прежний.
Ингемар распрямился, продолжая висеть в воздухе. Тело отозвалось силой и здоровьем. Он больше не теряет энергию – все стрелы, померкнув, бесполезно валяются в сугробе.
А в тени на снегу его силуэт. Его крылья. Огромные и настоящие.
Аделина стояла перед Кавероном у алтаря, цветного, как и всё, к чему прикасается Каверон. Через окна в потолке льётся свет утреннего солнца, но Аделине всё равно.
Это всё не может быть правдой.
Как же так?
Она никак не могла поверить в происходящее. Как вышло, что она оказалась здесь? Как этот гад умудрился устроить всё так, что она даже носа высунуть из комнаты не смогла? И вот теперь она в пышном белом платье стоит в главном зале святилища, на неё глазеют сотни глаз – слуги, родители (те, кто являлись родителями той, в чьём теле она теперь), подданные лорда Рафинода, – и понятия не имеет, как это всё остановить.
Хотя, какой смысл?
Исправить уже всё равно ничего нельзя. Когда Каверон отвёз её в свой замок, настаивая, что церемонию надо проводить именно на его территории (видимо, справедливо опасаясь побега или ещё каких-нибудь выходок с её стороны), Аделина как-то сникла. Какой смысл бороться, если куда не плюнь – везде тупик?
Местные родители ничего не смогли предпринять против. И даже наоборот, сочли её взбалмошной дурой, которая не понимает своего счастья. По мнению матери, Каверон отличная партия, а отец только рад породниться с тем, у кого столько власти.
Так что она осталась в меньшинстве.
И только лоза в её пальцах, с которой она наотрез отказалась расставаться даже на минуту, напоминает о хорошем. Хоть что-то приятное в этом безумии.
Из-за алтаря вышел жрец, совершенно лысый, но с бородой до самого пупа. В фиолетовой мантии и с гроздьями атрибутики на шее. Он вскинул ладони и проговорил монотонно:
– Миряне! Мы собрались здесь, чтобы объединить в нерушимый союз этих влюблённых…
Аделина поморщилась – вот же лицемер. А ещё жрец. Хоть бы поинтересовался, кто тут вообще влюблён. Хотя, она влюблена. Да только не в это желтозубое гадство.
Каверон перед ней (вырядился, как попугай, наверное, хотел её платье затмить – красные штаны, зелёный атласный камзол, и всё в блёстках, прямо травести-шоу) скалится в улыбке. Явно догадался, насколько ей всё это претит.