Может, моча все-таки подействовала, может, Малоуни к тому времени достаточно озверел, но ему наконец удается оторвать язык от рельса. Он, верно, обморозил его: тот кровоточит и висит, словно тряпочка. Теперь ему никак не засунуть его обратно в рот. Он набрасывается на всех нас с кулаками. Мы кидаемся врассыпную. Ноги у меня совсем окоченели, даже больно бежать. То, что кричит Малоуни, мы разобрать не можем, но он все орет что-то – похоже, ругается и старается при этом разглядеть свой язык. Он пробует оторвать от земли камни, чтобы бросить в нас, но они все примерзли. Наконец, он падает на колени и плачет. Коннорс говорит, что отведет его домой: они живут на Клинтон-роуд, рядом друг с другом; все равно слишком холодно, чтобы кататься на коньках.
Мы с Пташкой ждем еще минуты две, Прентис так и не появляется. И мы идем вдоль железнодорожных путей по направлению к Маршалл-роуд, туда, где запруда у старой мельницы. В некоторых местах на рельсах уже образовалась наледь. Пташка встает на обледенелый рельс и пробует идти по нему, как по канату.
Первое, что мы делаем, добравшись до пруда, – это разводим костер. Подойдя к ветхой мельничной постройке, ногами выбиваем с одной стороны несколько полусгнивших венцов и за ними находим старую жестяную банку с остатками почти замерзшего моторного масла. Мы льем его на дрова и поджигаем. Согрев у костра ноги, надеваем коньки.
Пруд замерзал так быстро, что лед на нем совершенно гладкий, прозрачный – то, что зовется у нас «черный лед». Его практически не видно: такое впечатление, что идешь по воде. Видно даже, как у самого дна плавают рыбешки. Когда мы проходим над ними, они начинают метаться, поднимая фонтанчики ила, напоминающие взрывы мини-снарядов. Мы катаемся по пруду, потом играем один на один в хоккей камнем и найденными на берегу палками. Затем возникает идея прокатиться на коньках по всей речке вверх по течению и заехать так далеко, как только сможем. Мы подбрасываем в костер куски дерева потолще, чтобы он не скоро погас, получше припрятываем рядом с ним наши ботинки и отправляемся в путь.
Это так здорово – скользить на коньках по льду нашей речушки, объезжая вмерзшие в него камни. Некоторые из них большие, фута четыре в поперечнике. Иногда полозья коньков отделяет от дна песчаной косы только тоненький слой льда, но иногда речка расширяется и становится почти такой же широкой, как пруд.
Пташка классно катается на коньках. Он может подпрыгнуть, сделать оборот и приземлиться на обе ноги. Это оттого, что он много тренировался, готовясь к тому, чтобы полететь. И разумеется, перепрыгивая через камни, он делает это так высоко, как мне и не снилось. Я замеряю расстояние, и оказывается, что при этом он пролетает до двенадцати футов. Представьте себе, что получилось бы у него, займись он прыжками в длину!