Днем я пытаюсь разговаривать с теми кенарами, с которыми говорю в моем сне, в особенности с Альфонсо, но они меня игнорируют. Они совершенно не узнают меня, видя во мне лишь парня по имени Птаха. Это заставляет меня чувствовать себя одиноким, отвергнутым. Я провожу целые дни, наблюдая за моими птицами в бинокль. При этом я вижу их вблизи, и ничто постороннее меня не отвлекает. В поле моего зрения остаются одни птицы. Именно такими я вижу их в моих снах: они большие, реальные, размером с меня. Я чувствую себя одним из них, и они для меня уже не крошечные комочки, покрытые перьями. Мне жутко не хочется отрываться от окуляров бинокля, ведь тогда я увижу себя настоящего и все, что вокруг. Мои руки и ноги кажутся мне уродливыми. Я начинаю ощущать себя чужаком в своем собственном теле, в моем собственном вольере, с моими собственными канарейками.
Я прекращаю тренировки, которые должны были подготовить меня к полетам. Если я могу летать в своих снах, то мне уже незачем затрачивать столько усилий, чтобы научиться делать это наяву. Я готов смириться с тем, что в реальной жизни взлететь мне уже, скорее всего, не удастся. Может, я и сумел бы достаточно долго планировать, но оторваться от земли и летать – вряд ли. Мне вдруг приходит в голову, что на самом деле мне всегда не слишком-то и хотелось летать: роль мальчика, машущего тяжелыми крыльями, меня не очень-то привлекает, – нет, я хочу быть птицей! В моих снах я превращаюсь в птицу, и больше мне ничего не нужно.
Три раза в день я готовлю яичный корм. Теперь у меня каждый раз уходит почти целая дюжина яиц. Во всех гнездах вылупились птенцы. Уход за таким количеством птиц – нелегкое дело. Теперь их разведение не кажется мне таким простым, как прежде. Когда вас перестает волновать почти все на свете, а работы по горло, вы замечаете только ее внешнюю сторону, и она превращается в обычный тяжелый труд. Кроме того, я теперь не могу брать птиц в руки, как раньше, и делаю это через силу. Я чувствую себя неуклюжим великаном; канарейка теперь кажется мне клубком перьев, бьющимся и трепыхающимся в моих ладонях. Так что все очарование моей возни с птицами куда-то исчезает.
Затем в моем сне происходит кое-что необычное. Я, как всегда, нахожусь в клетке самцов, летаю с ними. Последнее время мне нравится перелетать через верхний насест, не садясь на него. Этому трюку меня недавно научил Альфонсо. Я и сейчас проделываю его. Альфонсо смотрит, как у меня получается, а потом вроде бы приглашает слетать вниз и поклевать зерен. Мы с ним опускаемся ниже и приземляемся на тот насест, что расположен рядом с кормушкой. Дело идет к вечеру, и на бетонный пол вольера ложится косой лучик солнца. Я заглядываю через сетку в то отделение, где на стене висят гнездовые клетки.