Пташка (Уортон) - страница 68

Мне приходит в голову, что, может быть, если я попробую заставить его поголодать денек, а затем предложу поесть, он станет покладистей. Но нет; он просто ведет себя еще хуже, чем прежде. Пробую тогда продержать его без пищи два дня.

Ничего не получается. А не кормить канарейку целых три дня нельзя. Я пытаюсь давать ему такие деликатесы, как кусочки яблока, или веточки сельдерея, или лист одуванчика, – но без толку. Он принимается за лакомство, только когда я отойду. И ест, все время поглядывая на меня одним глазом, словно подозревает, что я могу подбежать к нему и отнять еду. Он определенно сумасшедшая птица.

Наступает День святого Валентина. По традиции в этот день начинают скрещивать птиц, если собираются держать их в одной гнездовой клетке, а те не возражают, но Альфонсо дичится и не хочет иметь с нами дело. В этот день я даю большой лист одуванчика сразу и Пташке, и Альфонсо. Предполагается, что это должно вызвать у них интерес к спариванию. Об этом мне рассказал мистер Линкольн. Он также рассказал мне, что французы называют это растение «зуб льва». Такие вещи всегда интересно знать. Он предупредил меня, чтобы я сам никогда не ел ни листьев одуванчика, ни цветов, это может меня чересчур распалить, я не буду знать покоя, а может быть, даже замараю постель. Он говорит, что во французском есть два названия для одуванчика: dandelion и pissenlit, причем первое означает то, о чем я уже рассказал, а второе – «пись-пись в кроватке». Вообще-то мистер Линкольн, объясняя все это, воспользовался словом «урина». Он, похоже, самый башковитый человек из всех, кого я встречал.

Мне жутко хочется выпустить наконец Альфонсо в вольер и посмотреть, как он летает. В один прекрасный день я чувствую, что не могу больше ждать. Отворяю дверцу в его клетке, затем отхожу в угол вольера. Ему не требуется много времени, чтобы сообразить: путь открыт. Через несколько секунд он уже сидит на пороге и выглядывает наружу. Он ужасно подозрителен и посматривает в угол, где я спрятался. На всякий случай Пташку я держу в руке. Наконец он решает воспользоваться представившейся возможностью и стрелой взмывает на самый высокий насест, пролетев через весь вольер. Вытирает клюв, использовав для этого всю длину насеста, показывая тем самым, что теперь он здесь хозяин, а может быть, принюхивается к запаху Пташки. Он смотрит на меня сверху вниз. То, как он это делает, и то, как в этом участвуют и его головка, и все его худенькое тельце, и даже его длинные лапки, заставляет меня немного нервничать. Затем он складывает крылья и очертя голову пикирует на блюдце с кормом и чашку с водой. Он топчется поблизости от них, должно быть выискивая ловушки, затем ест и пьет. Он жуткий неряха и грязнуля – разбросает зерна по всему полу, прежде чем найдет то зернышко, которое ему нравится. Поев, он начинает прыжками двигаться к нам; такое чувство, что он готовится к нападению. Пташка издает несколько «квипов», и я тоже. Он наклоняет головку то вправо, то влево, стараясь получше нас разглядеть. До сих пор он обычно смотрел на нас прямо, глаза в глаза, в основном затем, чтобы убедиться, не собираемся ли мы быстро двинуться или зайти сзади. На нас как таковых ему наплевать: мы для него просто некая неопределенная угроза, и он хочет быть к ней готов. Дело обстоит именно так. Если ты ведешь себя осторожно и печешься о собственной безопасности, то чувствуешь себя гораздо лучше. Ведь когда ты покидаешь свой дом, ты так уязвим.