— Да ведь хорош ты, Димитрий Иванович, и лицом пригож, что наговариваешь на себя. Неужели глаза мои видеть перестали, — и вся подалась вперед.
— Ты не подходи, Лидушка, не мучай себя. Я посижу рядом, тебя послушаю и уйду, — голос его звучал глухо, болезненно, — а ты читай там, где Татьяна прощается с родными местами, помнишь, как мы любили с тобой эти строки.
— Неужто помнишь?
— Все помню, каждый день нашей жизни с тобой, счастливой и неповторимой. Во снах часто, по многу раз, все мысленно проживаю. Да что было — не вернешь… — Он вздохнул тяжело. — А ты читай, и не торопись, стих у тебя звучит как легкокрылая музыка. Хорошо-то как слушать тебя. Стих летит и не гаснет. Читай, Лидушка.
— Да смогу ли, Димитрий Иванович, я ведь никогда вслух при тебе не читала.
— Как не читала. Я все дни тебя слушаю, а сегодня решил на тебя посмотреть, вот и показался.
— Что же ты мучил меня столько времени, давно бы открылся?..
— Ну да в том явлении моем что, кроме печали… Только ты читай и не оглядывайся, а я у тебя за спиной сяду, хорошо?! Читай то место, что я прошу.
— Смогу ли я, господи-беда?..
— Сможешь. В тех пушкинских строках наше с тобой утешение вечное… Читай, — настойчиво повторил он и сел на стул возле окна.
Лида медленно повернулась к столу, в груди ее все отяжелело, набрякло, она с трудом перевела дыхание, пытаясь успокоиться, унять волнение, но справиться с собой не могла и невольно обернулась в сторону Дмитрия Ивановича.
— Я тут, читай, Лидушка.
— Да-да…
И стала искать нужную страницу. Потом по-девчоночьи всхлипнула плаксиво и принялась читать там, где взгляд ее выхватил волнующие строки:
— «Вставая с первыми лучами, теперь она в поля спешит и, умиленными очами их озирая, говорит: «Простите, мирные долины, и вы, знакомых гор вершины, и вы, знакомые леса; прости, небесная краса, прости, веселая природа; меняю милый, тихий свет…»
Лида всхлипнула и опять оглянулась в сторону Дмитрия Ивановича. Но он сидел погруженный в себя, завороженный стихом, печальный и таинственный.
— Ты что же, Лидушка, остановилась? — и поднял на нее усталые глаза.
— Тяжко мне, Димитрий Иванович, читать это…
— Еще немножко, а то уж и уходить надо.
— Как уходить? — простонала она. — Разве ты не совсем пришел?
— Нет, только посмотреть на тебя.
Лида не выдержала и бросилась к нему, желая обнять, прижаться и замереть в объятиях!
Но Дмитрия Ивановича уже не было в комнате, она сбила пустой стул, дернула дверь, больно ударилась о косяк, упала, вновь вскочила, завертелась по кругу, скинула крючок, выскочила в сени. Дмитрия Ивановича и след простыл.