Вечером Илья Ануфриевич нашел ее в холодной комнате среди раскиданных книг, заплаканную и совсем обезумевшую от горя. Подогнал сани, завернул Лиду в шубу и вновь отвез домой. А дом Селивёрста заколотил — и ворота, и двери, и окна.
Лида пролежала в постели почти до самой весны. Все диву давались, что болезнь ее оказалась столь непоправимо глубокой и затяжной. Случалось и прежде, когда душевная хворь на кого-то из лышегорских девушек находила. Страдали они, мучились, но шло время, и постепенно возвращались к заведенному порядку. Конечно, тускнели, однако жизнь брала свое и приносила хоть какой-то покой. А тут чем дальше, тем болезненней, горше и мучительней становилась жизнь Лиды. Совсем как дитя малое стала, ни ума ни разума, лишь тихая, гнетущая тоска занимала ее всю без остатка.
И уж те немногие, кто еще осуждал ее за невоздержанность, за измену Селивёрсту, теперь проникались сочувствием, понимая, что прихотливая плоть, пусть даже самая пылкая, необузданная, так долго властвовать над человеком не может. У невоздержанной страсти жизнь всегда бывает скоротечная, короткая, как дождь июльский прошумит падучим ливнем, пусть даже обильным, но глядишь — опять солнышко сверкает и жизнь тешится в теплых лучах.
А с наступлением весны, когда кругом подсохло и трава молодая в добрый рост пошла, Лида как-то днем ушла из дому и пропала. Кинулись искать, но не тут-то было, как сквозь землю провалилась.
Лишь недели три спустя кто-то случайно встретил ее на лешуковских пашнях в Верхнем заулке. Окликнул, но она, не оборачиваясь на зов, перешла поле и скрылась в березняке.
Илья Ануфриевич с сыновьями поспешил туда, но сколько они ни ходили, ни кричали, по кустам ни шарили, Лиду так и не встретили. Илья Ануфриевич не успокоился, каждый день отправлялся на поиски, и все безуспешно. Наконец старики лышегорские, видя, что зря он силы тратит, стали его уговаривать: «Брось ты, Ануфриевич, маяться. Раз она жива, да в лесу, то лес и вылечит ее, и разум вернет. Нет лучше лекаря от печали и душевной тягости, чем лесной покой. Не мешай ей, пусть так поживет».
За посевными заботами весна прошла незаметно. Лето наступило, и уж осень багряным холодом дохнула… О Лиде ни слуху ни духу. Все лето ее никто не видал.
Снова Илья Ануфриевич забеспокоился, сыновей в соседние села послал поспрашивать, ненароком не встречалась ли кому-нибудь она.
Но никто Лиду не встречал.
Разом и время осенней охоты подоспело. Мужики, как водится, снарядились в самые глухие места, на дальние озера, в глубь лесов, где обитали дичь непуганая и зверь неосторожный.