Мужики оторопело переглянулись, глазами отыскивая Илью Ануфриевича.
Он стоял средь них, в толпе, и молча смотрел вслед дочери. Он не окликнул ее, не остановил, словно заранее знал, на что решилась Лида. А глядя на него, никто из мужиков не проронил ни слова…
От времен давних, языческих, когда еще тут чудь жила, идет в наших краях поверье, будто бы ворожбу, чары колдуньи, злую волю ее можно перебить, если в жертву принести молодую красивую женщину. Знали об этом поверье мужики, знала и Лида… Знали — и все разом поверили в силу жертвы, обнадеживая и успокаивая себя.
А Лида шла на огонь. Мимо нее из бушующего пожара очумело летели звери, спасаясь от удушья.
Мужики стояли как завороженные, столь нечаянным, неожиданным было для них появление Лиды. Шла она упруго, чуть-чуть подавшись грудью навстречу огню.
Ослепительно белые, до ряби в глазах, мягкие волосы разлетелись по ветру и повисли легким пушистым облаком. И столько в ней было достоинства и красоты в эту минуту! Люди невольно смутились, устыдившись своего столь молчаливого согласия, с которым они провожали ее на смерть, беззастенчиво и охотно приняв ее вольную жертвенность ради спасения всех.
Лида ступала ровно, неторопливо.
А огонь, как окаянный, словно еще более рассерженный ее решительностью, угрожающе трескуче свистел, взмывая буйно, и жаркими красновато-матовыми языками жадно лип к ней.
Илья Ануфриевич, по-прежнему неотрывно глядя вслед дочери, тихо перекрестил ее, потом и сам перекрестился. «Истинно, Лышегорье-то наше богоспасаемо, вот как выпало да подкатило, на это и уповать будем, доченька…» — тихо прошептал он.
А за ним все мужики перекрестились и повторили: «Истинно».
Лишь Марфа-пыка настойчивым, жестким взглядом провожала Лиду, словно боялась, как бы не покинула ее уверенность и не сорвалось чудо, столь счастливо явившееся.
Но Лида не оглянулась, с каждым шагом все неотступнее приближаясь к огню.
Она шла все так же уверенно, подчиняясь внутренней воле и не чувствуя никаких чар.
Все напряженно, не отводя глаз, ждали последней трагической секунды. И только перед самым пламенем Лида вскинула руки над головой, пошла тверже, круче. Тело ее напряглось. Дыхание стало коротким, прерывистым. Сарафан мгновенно задымился, покрывшись бурыми огненными пятнами.
Она вплотную подошла к раскаленной белизне.
— Селивёрстушка, искуплю ли я грехи свои?! Прощай-й-й! — Слабым эхом донес ветер ее последние слова.
Огненный вал накатился, накрыл ее и придвинулся еще ближе к людям. Им бы бежать, а они стояли и все еще исступленно глядели туда, где только что скрылась Лида. Сколько секунд ли, минут ли прошло с того момента, как она канула, никто не помнит, только случилось вдруг совершенно невероятное.