Я и Жора в колхозе провели время в реконструктивно-технических дискуссиях. Дискутировали — скоро ли наступит всеобщая автоматизация. Надавил кнопку — молоко. Нажал — сметана. Крутнул — котлеты, повертел — паштеты…
Включил радио, а репродуктор как загомонит, как закричит:
— Хлопцы! Может, вам еще и по сто грамм налить?
4
Двадцатые именины. Именинным вечером, как всегда, заправлял Жора. Сказано — артист. Артистически взобрался мне на плечи, и я лошадиным галопом дважды прокатил его вокруг стола.
Чудесный кросс. Аплодировали. Только Галина, моя симпатия, воздержалась. Я слышал, как она сестре Наде шепнула:
— Так и твой братик любит кататься на шее родителей.
Странная девушка, не разумеет красоты жизни. Не чувствует нежных струн моей романтической души.
Да и в самом деле: разве это поэзия — рубанком строгать, лопатой землю копать? Породили отец и мать — пусть чтут, пусть рожденного кормят. Это закон природы.
Бабуся — моя первая защитница.
— Куда вы его, — говорит, — на работу выпроваживаете? Он еще не наигрался.
Скажет и шелестящую ассигнацийку незаметно ткнет:
— Внучек, поди развейся!
Распречудесная старушенция! Частенько выручает.
Именинный вечерок заканчивали солянкой. Солили холодное пиво. Проклятая соль и подвела — рассолила и разварила основных правофланговых гостей.
Первым окосел Жора — свалился. С разгона лбом ударился о пол. Колени подогнул, спину согнул, но сознания не потерял, продолжал славить именинника на четвереньках…
Ох и Жора! Ай да мастер. Ползал и звонко мяукал, лаял, мычал и хрюкал. Мастерски имитировал визгливого поросенка.
Утром соседи спрашивали бабусю:
— Спиридоновна, когда это вы купили поросную свинью?
5
С Галиной у нас почему-то все чаще начали возникать конфликты. Каверзная девушка — идет против нашей компании. Нет-нет, да и уест, да и кольнет.
На крыльце спорили — может ли у двадцатилетнего парня рассохнуться десятая клепка?
— Я возражаю — анатомия совсем ничего о сухих клепках не упоминает.
— А ты, — говорит Галина, — чаще в анатомию заглядывай. Побольше книжек читай.
— Не думай, Галя, — говорю, — не думай, что я не читаю. Я в книжечки заглядываю.
— Почему же ты тогда пьешь? Почему нос дерешь?
— У меня, — говорю, — такая красота: штаны коротенькие, а нос длинный.
— Работать можно и в коротких штанишках.
— Не могу, Галочка! Не могу работать. У меня на работе кружится голова.
— Глупости мелешь! Труд — благородное дело. Труд освежает голову.
Сказано — переучилась. А как я тебя, Галочка, уважаю. Люблю. Я каждое утро твои русые косы высматриваю вот здесь, на крыльце. А ты смеешься, издеваешься.