Астрель и Хранитель Леса (Прокофьева) - страница 40
Из глубины зала послышались громкие горячие голоса:
— Они же ни в чем не виноваты, за что?
— Не они первые ложно осуждены!
— Где пекарь и его подмастерья? Где кузнец Верлик?
Надрывно зарыдала какая-то женщина:
— Ниссе, мой Ниссе, родной!
Зал грозно шумел. Невидимые в полумраке люди вскакивали с мест, и гнев волнами прокатывался по их рядам.
— Каргор, надо кончать… — торопливо, шипящим шепотом приказал король. Паж съежился возле него, сжался комочком. — Скрепи приговор печатью!
Но Каргор почему-то медлил.
— Ну! — бешено топнул ногой король. — Торопись! Разве ты не видишь?..
Каргор медленно потянулся к большой печати, лежавшей на столе перед ним.
Но тут лицо Каргора начало странно меняться. Брови нависли над глазами, а сами глаза стали круглыми, и тусклый огонь зажегся в их глубине. Нос вытянулся, хищно загнулся книзу и заострился.
Рука Каргора повисла в воздухе, словно не решаясь опуститься. Наконец, собравшись с духом, Каргор схватил судейскую печать…
И в тот же миг его рука превратилась в птичью лапу. Длинные кривые когти блеснули как старый янтарь.
Каргор хрипло вскрикнул и выронил печать. И тотчас же птичья лапа снова стала человеческой рукой.
— Мамка, это ворон! — тоненьким испуганным голосом вскрикнул маленький мальчик на руках у матери.
— Ворон? — Каргор быстро, по-птичьи повернул голову, круглыми страшными глазами уставился на толпу. — Кто сказал… ворон?
Никто не ответил ему, все словно оцепенели под этим нечеловеческим взглядом.
— Боюсь! Боюсь! — заплакал ребенок, но мать прижала его личико к своей груди, заглушая плач.
— Ну что ж, если так… я сам скреплю приговор печатью, — стараясь скрыть замешательство, проговорил король, голос его утерял былую властность.
Кто-то из судей подал королю печать. Капнул расплавленный сургуч. И король с силой надавил на сургуч печатью.
Стража окружила со всех сторон братьев-рыбаков. Отныне их никто не увидит. Никогда…
— Прощайте! — донесся голос старшего брата.
Но все заглушили грубые окрики стражников, лязг цепей, звон и скрежет оружия.
Слуги распахнули золоченые дверцы королевской кареты.
— Славно я поохочусь! — облегченно вздохнул король, садясь в карету. Он всей тяжестью оперся о плечо пажа, так что мальчишка еле устоял на ногах. — Дело кончено. Вот теперь это будет поистине королевская охота!
У маленького пажа в глазах стояли слезы, и ему показалось, что у короля четыре ноги, а спина застилает полнеба. Он поскорей захлопнул дверцу кареты с золоченым гербом.
«При чем тут охота? — подумала, пролетая мимо, птичка Чересчур. — Суд, рыбаки и вдруг королевская охота! Одно не вяжется с другим. Бестолочь, воробьям на смех. Э, да кто их разберет, этих людей? Мне-то уж, во всяком случае, некогда. Столько дел, столько дел! Особенно сегодня. Просто чересчур много дел!»