— Ты меня в «актив» не записывай, — обиженно поджал губы Могилевчук.
— А я тебя вообще не записываю, хотя мог бы поставить магнитофон, тихонько нажать на кнопку и шантажировать потом, как ты со мной торгуешься.
— Денег нет на технику? — пытался подколоть Сева. — Я дам. Не жадный…
Бондаровичу нравился разговор.
Вот это и называется «разработка объекта». Точнее, словесная ее часть: бесконечные беседы, в которых можно лишиться умения разговаривать нормально. Иногда такие беседы, сплошь состоящие из намеков, полунамеков, намеков прозрачных и не очень (даже если говорящие не прибегают к помощи пресловутой фени), вообще напоминают птичий язык — для человека непосвященного, разумеется.
Но специалисты типа Банды в стихии таких бесед — как рыба в воде…
Сева с полной ответственностью предупредил:
— Учтите, что никаких подписок я давать не буду.
— Мы подписки уже много лет не берем. Нам порядок в городе нужен, а не твои каракули.
— A с денег арест снимете?
Бондарович демонстративно подавил зевок:
— Напишешь в Венгрию, попросишь. Ты парень грамотный… Может, уважат твою просьбу?
Как и следовало ожидать, Могилевчук проглотил эту пилюлю и перескочил на следующий пункт:
— Я ничего не слышу о своих гарантиях.
— Об этом поговоришь в другой раз и не со мной.
— Правильно, майор — это не гарантия…
Допрос, или беседа, или еще точнее — взаимное обнюхивание длились еще несколько часов. К обоюдному удовлетворению.
Время от времени Бондарович, дабы стимульнуть процесс переговоров, открывал свою тоненькую папку и зачитывал новый документ. Конечно, если бы не эти бесценные листочки с информацией от Интерпола, Севу Могилевчука было бы не так просто разложить на лопатки. Он все же был крепкий орешек. Но именно потому, что Сева был орешек крепкий — очень уважаемый в своей среде авторитет, и к слову его братва, ох как прислушивалась, — ФСБ его и разрабатывала.
Наконец настала Александру пора ехать на назначенную встречу. Туда, где слушали Бирна… Александр все удивлялся. Цепкая память у Виктории, однако. В течение беседы с Могилевом Банда не раз взглядывал на часы.
И вспоминал про приближающуюся встречу с Викторией.
При этом всякий раз у него томительно замирало сердце — примерно как у девятнадцатилетнего юноши перед встречей с любимой девушкой. И эта собственная реакция тоже удивляла Александра. Он давно уже привык думать о себе как о достаточно заматеревшем и искушенном «волке».
Наум Кожинов, 6 часов 50 минут вечера, 25 марта 1996 года, в рабочем кабинете.
Генерал прохаживался по кабинету в глубокой задумчивости. Было, что проанализировать. В деле тут и там торчали концы, которые требовалось как-то связать. Но Макарова какова!.. Он надеялся, очень надеялся на ее помощь; он видел хорошие перспективы для нее. А она не только «сошла с рельсов», но еще ему палки в колеса ставит…