– А зачем лед? – вытянула шею Машенька, рассматривая грелку со льдом на своем животе.
– Чтоб кровь не шла, и животик не болел.
– А он и так не болит.
Побыв с семьей еще минут десять и убедившись, что с его девушками все полном порядке, Орлов отправился в ординаторскую писать историю болезни. Семен Игоревич стоял у распахнутого настежь окна и нервно курил, выпуская едкий серый дым на спящую улицу. Яркий лунный свет от широкого месяца освещал его попыхивающее сигареткой лицо.
– Ты чего без света стоишь? – спросил Василий Яковлевич, щелкнув выключателем.
– А чтоб комары не летели. Они, кровососы, на свет знаешь как летят?
– Ты бы шел курить в другое место, а то здесь и так дышать нечем.
– Извини, Иваныч, нервы, – виноватым голосом ответил Топорков, гася окурок. – Не каждый день, знаешь, приходится давать наркоз отцу, оперирующему своего собственного ребенка. Я вот тут думал, и никак не смог вспомнить, чтоб кто-то из великих так поступил. Да и просто из известных мне лично хирургов. А ты слышал?
– Я тоже думал над этим, – оторвался от бумаг Орлов, – мне не известны хирурги, оперировавшие своих собственных детей. Знаю только, что Бильрот оперировал свою маму.
– Это какой Бильрот? Тот, что резекцию желудка предложил?
– Ну, предложил не он. До него уже пытались выполнить эту операцию Пеан и Редигер. Однако, больные у них умерли. А Теодор Бильрот первым выполнил удачную резекцию желудка, включая свою мать.
– О как?! Это за что же он так старушку-то невзлюбил?
– У нее был рак выходного отдела желудка со стенозом. Не могла есть. Он сделал ей операцию у себя дома ночью под хлороформным наркозом и тем самым продлил жизнь почти на год.
– Круто? А что его ночью да еще дома приспичило оперировать? В больницу-то слабо было отвезти? Он же там какой-то крутой профессор был.
– Крутой. У него своя клиника в Вене имелась, много учеников. Сложно сказать, что его сподвигло на такой, скажем прямо, категорический шаг.
– А может, это все байки? Ты откуда такую информацию почерпнул?
– Возможно, и байки. Читал где-то. А где точно читал – сейчас вот не вспомню. Он и Пирогова консультировал, когда тот раком заболел, и Некрасова лечил, когда тот от опухолевой непроходимости погибал. Специально приехал для этого из Вены на поезде в Санкт-Петербург.
– То же ночью прооперировал?
– Об этом история умалчивает. Известно, что у Некрасова была стенозирующая опухоль прямой кишки. Кал почти уже не отходил, опухоль перекрыла просвет органа, проросла в крестец. Поэт жестоко страдал: мало пил, почти ничего не ел, живот раздуло как барабан. Лечившие его доктора как-то умудрялись заводить эластичный зонд в кишку выше опухоли, опорожняли ее и на время приносили облегчение больному. Николай Алексеевич долгое время отказывался от операции. Когда совсем стало невмоготу, пригласили Бильрота.