— Я п-пошел, — в третий раз говорит он, но нам обоим уже ясно, что он никуда не пойдет. То есть, в буквальном, физическом смысле, он может приходить и уходить, но в смысле глубинном это совершенно ничего не меняет.
Он поднимает на меня глаза, полные растерянности. Не так-то легко уйти от безупречного блаженства, и еще неизвестно, что приятнее — почувствовать его самому или подарить ближнему. От такого не уйдешь, даже если захочешь. И даже когда все шесть чувств в один голос кричат, что надо бежать, тоже не двинешься с места.
Подозрительный тип стоит совсем неподвижно, кажется, даже не моргает.
А потом он делает еще один глоток из бутылки и снова наклоняется ко мне.
В этот раз нет ни пожара, ни бесчисленных колючих песчинок, но вода — прохладная и немного сладкая на вкус. Его губы смыкаются на моих, а его руки держат меня бережно, как драгоценность.
Подозрительный тип внимательно оглядывает меня с ног до головы.
— С открытыми глазами ты гораздо красивей, — задумчиво произносит он.
Вряд ли я красива после того, как шесть, вернее, семь дней пролежала тут без движения, но если ему нравится… Сам он, откровенно говоря, не в моем вкусе, но что-то симпатичное в нем определенно есть. Этот его растерянный взгляд? Эти взлохмаченные, коротко стриженные волосы? Эти руки, которые держат меня так нежно, как будто боятся сделать больно?
Я не успеваю понять, что именно кажется мне привлекательным, потому что подозрительный тип протягивает руку и опрокидывает бутылку у меня над головой. Вода льется по моим волосам, стекает по лицу, по спине, забивается в нос, попадает в уши.
«С гуся вода, с нашей девочки худоба», — говорит бабуля, заворачивая меня в полосатое полотенце.
С той водой, которая сейчас льется у меня спине, уходит мое напряжение, и мой страх, и моя боль. Кажется, вот-вот зашипят угли моей большой любви, а рядом… Загорится ли рядом что-то другое? Подозрительный тип смотрит на меня все подозрительнее, и я уверена, что он думает о том же самом. Случалось ли ему видеть, как горит его большая любовь? Знает ли он, что значит собирать угли руками и удерживать дым, который уходит в небо?
Конечно же, знает. Но наверняка он знает и другое: об углях, которые обжигают руки, и о дыме, который уходит сквозь пальцы, теперь можно просто забыть. Ведь ничего плохого больше не случится.
— Я все-таки п-пошел за медсестрой…
— Подожди, — говорю я подозрительному типу, хотя он по-прежнему не двигается с места. — Не так быстро.
— Что?
— Как это «что»? Ты разбудил принцессу поцелуем, теперь положено найти сокровища. Такие правила.