— Что случилось? Кто за тобой гнался?
— Никто. Я придурок, — тихо говорит он, — я подумал, ты притворилась, что будешь спать, а сама сбежала.
— И правда, придурок, — смеясь, соглашается она. — А ты нервный… Мне срочно нужна новая пилка — на всякий случай, мало ли чего…
И видя неподдельный ужас на его лице, она смеется в голос.
— Если тебе так страшно, ложись. Поспим вместе.
И уткнувшись носом в его плечо, она моментально засыпает опять.
А он лежит, глядя в потолок и размышляя о том, не называется ли то, что он сейчас сделал, исключительно образной фразой «тянуть за ноги на землю». Она легко и спокойно дышит. Интересно, понимает ли она, какой тяжелой, почти неподъемной, может быть ее легкость? Сознает ли, что каждый раз, когда она исчезает из виду на пару минут, он не знает, увидит ли ее снова? Приходила ли когда-нибудь в ее белокурую голову мысль о том, что, пытаясь показать кому-то дорогу к счастью, она на самом деле отправляет его прямиком в ад? Антон лежит без движения несколько часов, и, когда Тата наконец просыпается, его тело затекло и жалобно ноет. Но даже эта физическая боль во много раз приятнее той, что разрывает его сердце на множество кровоточащих кусочков.
Когда солнце садится и на море спускается непроглядная южная ночь, а городок постепенно затихает, они выходят вдвоем на балкон.
— Посмотри-ка на небо, — говорит Тата, — оно все в звездах, а луны нет.
— Она за каким-нибудь облаком.
— Не за облаком. Ее просто нет.
— Разве так бывает?
— Ага, — отвечает она, лениво развалившись в пластмассовом кресле, — старая луна уже умерла, а новая еще не появилась. Это самые смутные дни, когда начинаются очень странные истории…
— Да уж…
— Ты даже не представляешь.
— Расскажи мне.
— Не-а! — Тата с удовольствием потягивается. — Когда-нибудь ты сам придумаешь такую историю и напишешь ее для меня. А сейчас, знаешь что? Пойдем-ка на море, я хочу тебя искупать.
— Сейчас? В такую темень?
— В такую темень самое оно, — наставительным тоном произносит она и берет его за руку.
А когда, пересилив ужас, он медленно заходит в темную, бездонную воду, ему кажется, что какая-то первобытная, дикая сила вливается в его тело капля за каплей.
— Скажи, когда ты уйдешь? — Он сидит на теплом песке, а ласковое осеннее солнце начинает постепенно клониться к закату.
— Не знаю. Я буду с тобой до тех пор, пока тебе нужна. — Тата лежит рядом, закинув одну ногу на другую и ритмично покачивая ступней.
— Ты мне нужна навсегда!
— Неправда, и ты это знаешь.
Он ложится и погружает пальцы в теплый сухой песок, но через несколько секунд снова поднимается.