Синяя подраненная ночь отступала по холоду. За туманом и ежевикой желтел огнями Брэннинг-у-моря. На западе еще видны были звезды, а на востоке уж раскидывало лучи солнце. Нетопырь раздувал угли. Три дракона убрели к дороге, и я пригнал их обратно. Потом мы ели, перемежая кряхтенье с молчаньем.
Вблизи моря утро начиналось сыростью. За Брэннингом корабли, как листки бумаги, скользили по воде к островам. Сажусь на Скакуна, начинается бережный и зыбкий спуск. Мы тычем драконов в бока, они шипят, но скоро находят ритм и вот уже легко и дружно шлепают лапами.
Паук увидел их первым:
– Кто это там?
Нам навстречу двигались люди. Передние бежали, задние шли. Фонари вдоль дороги, настроенные на предыдущий месяц и более долгую ночь, погасли.
Из ленивого любопытства я поехал в голову стада.
– Они еще и поют! – крикнул я.
– Ты слышишь песню? – как-то напряженно спросил Паук.
Я кивнул.
Он держал голову неподвижно, а тело по-прежнему покачивалось в седле. Он перекладывал кнут из руки в руку, из руки в руку. Красивое, сдержанное волнение. Я сыграл ему мелодию, пока еще нам не слышную.
– Это они хором поют?
– Да. Как-то очень торжественно.
– Одноглаз, – позвал Паук, – побудь пока при мне.
Я опустил клинок:
– Что-то не так?
– Может быть. Это родовой гимн Одноглаза. Они знают, что он с нами.
Я смотрел на него, ожидая пояснения.
– Мы думали вернуть его в Брэннинг без шума. – Паук щелкнул своего дракона по жабрам. – Хотел бы я знать, откуда они пронюхали.
Я глянул на Одноглаза. Он не глядел на меня и как будто наблюдал за толпой на дороге. Ничего путного на ум не пришло, и я заиграл. Не хотел говорить Пауку про горбуна с его повозкой.
До нас донеслись голоса, и я решил, что лучше все же сказать. Паук ничего не ответил.
Вдруг Одноглаз подстегнул дракона. Паук хотел его удержать, но Одноглаз увернулся от всех Пауковых рук. Дракон Одноглаза топотал вперед, Паук тревожно хмурил янтарные брови.
– Думаешь, он зря? – спросил я.
– Он знает, что делает, – отвечал Паук, а толпа на дороге густела. – Надеюсь, что знает.
Я смотрел на толпу и думал про Пистоля. Недаром он так струсил. Его страх, поди, расползся за ночь по Брэннингу, как мазутное пятно по воде в гавани.
– И что теперь будет?
– Будут восхвалять его. Сегодня. Потом – не знаю.
– Со мной что будет? Я про себя спрашивал.
Паук посмотрел удивленно.
– Я должен найти Фризу. Убить Кида. Ничего не изменилось.
Я помнил, какая рожа была у Пистоля, когда тот удирал от Кида. И теперь видел – узнавал! – Пистолев страх в искаженном лице Паука. Но тут было и еще что-то. Какая-то внутренняя сила оседлала те же лицевые мускулы. Да, большой человек Паук.