Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою.
Откровение Иоанна Богослова, 2: 4
Моя беда в том, что такую тему нельзя брать серьезно, не смещая фокуса к некоему центру, рассуждать о котором не под силу ни мне, ни кому-либо еще… Я не могу говорить о ней исключительно в разрезе моральных проблем. Главная надежда сейчас – сразу заявить о моей главной теме и неспособности раскрыть ее полностью.
Джеймс Эйджи. Письма к отцу Флаю
– Но где оно, это обиталище, и как бы прийти в него?
– Прийти может от природы исполненный любовью и по существу склада своего изначальный философ…
Плотин. Об уме, идеях и сущем[36]
Паук, читавший за рабочим столом, поднял голову:
– Я так и думал, что это ты.
За его спиной, в тени, я разглядел книги. У Ла Уники было под сотню книг, и это считалось много. У Паука полки уходили под потолок.
– Мне нужно… получить плату.
Я перевел глаза с книг на Паука.
– Присядь, – сказал Паук. – Я хочу с тобой поговорить.
– О чем?
Наши голоса отдавались эхом. Музыка почти совсем стихла.
– Мне надо дальше идти. Вернуть Фризу, достать Кида.
Паук кивнул:
– Потому я и говорю: присядь.
Он нажал кнопку. Пылинки очертили и наполнили конус света, упавший на ониксовый табурет перед столом. Я медленно сел, придерживая клинок. Как раньше кнут, Паук перекладывал из руки в руку выцветший до белого хрупкий череп какого-то грызуна.
– Что ты знаешь о мифологии, Лоби?
– Знаю мифы, которые Ла Уника рассказывала. Это одна из наших старейшин. Она всем нам в детстве рассказывала мифы, некоторые по многу раз. Мы пересказывали их друг другу, пока они не вплетались в память. А к тому времени подрастали новые дети, и все начиналось сначала…
– Еще раз: что ты знаешь о мифологии? Я не спрашиваю, какие ты мифы знаешь и откуда ты их узнал. Зачем они нам? Для чего нужны?
– Я… не знаю. Когда я уходил из деревни, Ла Уника рассказала мне миф об Орфее.
Паук приподнял руку с черепом и наклонился вперед:
– Зачем?
– Не зна… – Я задумался. – Наверно, чтобы я понял, что мне дальше делать?..
Больше идей не было. Паук спросил:
– Ла Уника инакая?
– Она…
Мне вспомнился нечистый смех мальчишек перед плакатом. Я так и не понял, чему они смеялись, но чувствовал, что кромки ушей у меня горят. Потом вспомнил, как Добри, Йон и Кречет пытались достучаться до меня сквозь мою тоску по Фризе и как это сделала Ла Уника – иначе, чем они все.
– Да, – признался я, – Ла Уника инакая.
Паук кивнул и постучал по столу загрубевшими костяшками:
– Ты понимаешь, что такое инакость?
– Ну, кто-то инакий, а кто-то нет. Я в себе это заметил недели две назад и знаю: мы появляемся с каждым битом Великого Рока и Великого Ролла. Но я не понимаю, что такое инакость, Паук. Живу в инаком мире – и не понимаю.