Кид почесал правую пятку о левую ступню.
– Ну давай, покажи. Мне клинок не нужен. Мне нужна музыка, что там внутри. Сыграй, Лоби.
Он кивнул. Одурев от ужаса, я приложил к губам рукоять.
– Давай.
Задрожала нота.
Он склонился ко мне, опустил золотые ресницы:
– Теперь я заберу все, что осталось.
Переплел пальцы на руках, а на ногах поджал, и когти врылись в песок.
Еще нота.
Я начал третью…
Разом звук, движение и чувство: щелк! Кид выгнулся и схватился за шею. Ужас врезался глубже, а я-то думал, что глубже уж некуда. Паук с гребня дюны прокричал:
– Играй же – черт! – не останавливайся!
Я что-то выпискнул из клинка.
– Когда ты играешь, у него разум занят. Он ничего другого не может делать!
Кид поднялся на ноги. У меня над головой свистнул кнут, у Кида по груди потекла кровь. Он попятился, споткнулся о деревянные обломки, намытые морем, и упал. Я кое-как отковылял в сторону и сумел устоять – с моими ножищами мне это проще, чем многим. Я по-прежнему выгонял из мачете какой-то шум.
Кнут пел. Паук по-крабьи спускался с дюны.
Кид под ударами перевернулся на живот и попытался уползти. Там, где волосы скрывали шею, раздулись жабры. Паук вспорол ему спину кнутом и крикнул:
– Играй!
Кид шипел и грыз песок. Перекатился на спину – рот и подбородок в песке.
– Паук… а-а! Хватит, Паук! Перестань, не на…
Кнут рассек ему щеку, и Кид схватился за лицо.
– Играй, черт тебя возьми! Играй, а то он меня убьет!
Я передувал, и ноты, вылетая на октаву выше, втыкались в утро.
– Ааааа! Не надо, Паук-человек! Больно же мне, не надо!.. – Слова оскользались на его кровавом языке. – Хватит! Ааааа! Больно! Ты же мой друг, Паучок, ты же мой…
Потом он уже только плакал. Кнут сек и сек.
У Паука по плечам катился пот.
– Достаточно, – сказал Паук и, тяжело дыша, начал сворачивать кнут.
Мне жгло язык, руки одеревенели. Паук перевел взгляд с меня на Кида:
– Всё.
– Никак нельзя было… без этого?
Паук молча уставился в землю.
В кустах зашуршало. Длинный колючий стебель, петляя, полз по песку. На стебле висел тяжелый цветок.
Паук полез вверх по дюне.
– Пошли, – бросил он.
Я полез за ним. С гребня глянул вниз. У трупа на лице толкался букет цветков, дорываясь до глаз и языка. Вслед за Пауком я начал спускаться.
Когда спустились, он обернулся. Нахмурился:
– Кончай это. Я только что жизнь тебе спас.
– Паук?..
– Что тебе?
– Насчет Одноглаза… Я, кажется, что-то понял.
– Что?.. Шевелись, обратно пора.
– Я как Кид. Я могу возвращать тех, кого убил.
– Так и случилось в Разломных землях, – сказал Паук. – Ты себя оживил. Дал себе умереть, а потом вернулся. Одноглаз единственный, кто может вернуть Фризу. Теперь единственный.