По требованию Орвина – а что нам оставалось? – мы позволили ему выйти из колеса; Кроула он держал при себе как заложника. Прад проследил, как они добрались на лифте до центральной оси. В колесе Йесли мы с Прадом попытались найти камеру, которая позволила бы следить за дальнейшим продвижением Орвина. Задача оказалась безнадежной. Отдельные части корабля были погружены в темноту, разгерметизированы или заблокированы. В других частях мы видели лишь пустые коридоры и комнаты.
Наконец, примерно через час после того, как Орвин покинул колесо, мы отыскали Кроула.
Он сидел, привалившись к стене, в одном из отсеков, где почти не было тяготения. Прад сказал, что Орвин, должно быть, перебрался в этот сектор уже после того, как он, Прад, в последний раз проверял эту камеру.
– Там кровь, – сказала Йесли, указав на пятно на стене.
Кроул шевельнулся. Он прижимал окровавленную руку к животу. Голова его медленно повернулась в сторону камеры. Лицо было странно-безмятежным.
Я спросила Прада, могу ли я поговорить с ним.
– Валяй. Тебя услышит весь корабль, но я думаю, теперь это уже не важно.
– Кроул, это Скар. Мы видим тебя, и мы идем. Только продержись.
Как будто мои слова что-то могли изменить.
Полагаю, я думала и про Орвина тоже, пока мы спешили к его жертве, но теперь я этого совершенно не помню. То, что случилось с Кроулом, никак не влияло на шансы Орвина уйти от нас. В следующий раз я позабочусь, чтобы мы подготовились лучше.
Кроул был все еще жив, когда мы отыскали его. Он получил как минимум один удар ножом и потерял много крови. Он сделал все, что мог, для остановки кровотечения, но преуспел лишь отчасти. Кроме того, было неизвестно, какие внутренние повреждения он получил.
Но он оставался в сознании и мог слышать нас.
– Слушай меня, – сказала я, пока остальные носились вокруг, соображая, из чего бы соорудить носилки. – Прад сказал, что на корабле есть модуль пластической хирургии для самых богатых туристов. Сейчас его запускают. Он будет готов через несколько минут, но, во-первых, нам нужно тебя донести, а во-вторых, ты должен продержаться, пока автохирург не запустится. Ты можешь сделать это для меня, Кроул?
Но Кроул уже был не в состоянии дать мне связный ответ. Однако глаза его были открыты, и я решила, что он еще борется за жизнь.
Мы искали носилки, а он угасал, и в конце концов мы решили, что лучше отнести его на руках, как можно осторожнее. Это причиняло ему боль, но если боль помогала оставаться в сознании, то и хорошо. По пути к лифту, а потом к хирургическому боксу во втором колесе – при наличии силы тяжести оперировать намного легче – Кроул стонал, булькал и громко втягивал воздух. Трудно было не сочувствовать ему.